В связи с романтическим видением и браком хотелось бы затронуть два аспекта. Во-первых, это ошибочное предположение об основе брака. «Влюбленность» — состояние довольно распространенное, но ее нельзя требовать или отрицать. Существует множество разновидностей влюбленности, индивидуальных предпочтений и влечений; каждый из этих факторов вполне подходит для начала серьезного эксперимента, который мы называем браком.
Во-вторых, брак — отнюдь не неизбежность. Существует множество ситуаций, когда по тем или иным причинам брак не только невозможен, но даже гипотетическая его возможность не рассматривается (как и в случае с самим Данте). Обожание может быть обращено не только к Богу, его объектом может стать человек; такого рода вторичное поклонение под именем dulia[13]допускалось для святых, ангелов и других выразителей Славы Господней. Везде, где мы встречаем примеры романтического обожания, его надлежит подвергнуть интеллектуальному исследованию. «Поклонение героям» и даже более сентиментальные состояния — это только смутные и наименее убедительные образы, в которые облекается любовь. Иногда они выглядят довольно наивно, но искренности у них не отнять. Так или иначе, это нормальное состояние, но вот его развитие, заключающееся в обожествлении предмета поклонения — уже ненормально.
Можно подумать, что смерть Беатриче мешает предположению, что путь воображения Данте может быть выражен образом романтической любви, в браке или без него. Есть два ответа. Во-первых, смерть Беатриче вполне соотносится с разумным развитием Пути. Об этом мы еще поговорим в третьей главе. Во-вторых, смерть Беатриче, или, лучше сказать, уход Беатриче с земного плана, не означает отказ от ее образа; и «Комедия», поддерживая этот образ, дает нам общие определения Пути.
Затем мы рассмотрим три темы: 1) Путь Утверждения Образов как метод приближения человека к Богу; 2) романтическая любовь как особая форма того же процесса; 3) сложность соотнесения романтической любви с другими образами, в частности — с сообществом, то есть с городом, преданность которому также является путем души, — а также с поэзией вообще.
Основной принцип пути Данте — внимание. «Смотри, смотри внимательно». Вначале поэт просто вынужден рассматривать образы, явившиеся ему; позже ему то и дело просто приказывают обращать внимание на то или иное, и он либо подчиняется, либо сам выбирает объект внимания. В начале два из трех образов — поэзия и город — привычны для него и совсем не вызывают удивления. Но затем появляется Беатриче и начинается Новая Жизнь. Так было с Данте, так было и с Вордсвортом:
Глава вторая. Беатриче
Принято считать, что «Новая жизнь» написана двадцатишестилетним Данте сразу после смерти Беатриче. Есть указания на то, что в зрелые годы Данте было «стыдно за то, что он написал эту маленькую книгу»[15]. Возможно, Шекспир, написавший «Короля Лира», не очень высоко ценил «Ромео и Джульетту». Чем талантливее поэт, тем больше отличаются его зрелые работы от ранних. Даже нам понятно, насколько «Новая жизнь» уступает «Раю», волнующему нежным теплом и светом. Мы знаем, что и сам Данте считал «Новую жизнь» ранним и потому несовершенным творением. Однако если автор волен относиться к этой работе как угодно, то нам очевидно, насколько она превосходит все, что мы могли бы создать в двадцать шесть лет.
«Новая жизнь», в общем-то, довольно обычное произведение, написанное в соответствии с литературными канонами своего времени. Данте был знаком с поэтами-современниками, и его стиль незначительно отличался от общепринятого. Он сам рассказывает, как посылал первый сонет «Новой жизни» известным поэтам («famosi trovati in quel tempo»[16]), и приводил ответы некоторых из них. Один из таких ответов положил начало дружбе между Данте и автором письма[17]. В этом нет ничего удивительного и вполне согласуется с известными эпистолярными фактами. Как говорил Бомонт[18],
18
Фрэнсис Бомонт (ок. 1584–1616) — английский драматург, современник Шекспира, автор пьес «Месть Купидона», «Филастр», «Трагедия девушки». Писал также в соавторстве с Джоном Флетчером. Чарльз Уильямс цитирует слова Бомонта из письма Бену Джонсону, упоминая знаменитую в шекспировские времена лондонскую таверну «Русалка» на Брэд-Стрит, своеобразный литературный клуб того времени.