Данте в некотором недоумении обращается к Вергилию:
Вергилий отвечает, что его предположение о небесах не изменилось, потому что все так и есть.
Истина существует, и интеллект способен ее постичь, но не сейчас и не здесь. Не стих Вергилия сможет помочь Данте добраться до истины, а опыт. Радостная Беатриче на собственном опыте пережила истину во всех отношениях. Слова Вергилия звучат своеобразной эпиграммой для «Новой жизни» и «Пира». Данте хорошо помнит Беатриче времен флорентийской жизни. Он заинтригован словами наставника и потому торопит его, чтобы быстрее понять, как Беатриче обрела небесную мудрость. Но опыт мог прийти к ней многими путями: в том заслуга и стихов Вергилия, и воздействие родного города, и Природы в понимании Вордсворта (именно он говорил о «чувственном интеллекте» — ключе к пониманию сущности Беатриче), и общением со многими другими мужчинами и женщинами. Теперь она соединила в себе все это множество, оставаясь единым Образом (и потому, говоря о себе, использует множественное число[127]). Перечисленные образы соединились в очищенной душе, открывая свою истинную совершенную реальность, и теперь говорят поэту: «Взгляни смелей! Да, да, я — Беатриче».
Словно по контрасту с единством молитвы и образов, далее следует одно из прекрасных суждений Данте об Италии и ее городах-государствах:
Это место удовлетворения низменных потребностей, извращенных удовольствий без единого намека на любовь. «Твои живые, и они грызутся, // Одной стеной и рвом окружены». Данте использует здесь то же слово «грызутся», что и при описании мучений Уголино. Всё, происходящее в Италии, несовместимо с понятием Божьего замысла, потому что все ее правители забыли свою функцию. Папа и Император пренебрегают своими обязанностями; Монтекки и Капуллетти — «те в слезах, а те дрожат!». Имена, упомянутые Данте, некоторым образом меняют наш взгляд на шекспировскую пьесу, делая его более мрачным, поскольку действие пьесы происходит именно в той Италии, для которой Данте просит жалости у Бога. Рим плачет, «города Италии кишат // Тиранами», а Флоренция
В этих словах не осталось и намеки на былые признания в любви к родному городу.
В Чистилище для поэтов наступает первая ночь. Четыре звезды склонились к горизонту, а вместо них на небесах сияют «три ярких света, // Зажегшие вкруг остья небосвод». В четырехкратной интерпретации они имеют четырехкратное значение; они звезды; они дамы; они добродетели (вера, надежда, милосердие) и способы существования. К ночи поэты спускаются в горную долину, где пребывают души праведных правителей или тех из них, кому доступно покаяние, кто остался верен своей функции и призванию. Зеленая долина наполнена ароматом цветов, неведомых на земле. У Джорджа Фокса[128] описано похожее видение: «Все вещи были новыми, и вся природа обрела новый запах, незнакомый и невыразимый словами». Однако именно в этой долине возникает последнее коварное адское явление. Когда заходит солнце, с небес спускаются два зеленокрылых ангела с пылающими мечами.
126
В переводе В. Маранцмана эта строка звучит более определенно: «А Бог не внемлет, коль ты с ним не вместе».
127
Хотя, истины ради, следует заметить, что в некоторых местах она пользуется и единственным числом. (
128
Джордж Фокс (1624–1691) — английский ремесленник, мистик, видный религиозный деятель, основатель Религиозного общества Друзей (квакеров). Далее автор цитирует фрагмент из «Дневника» Дж. Фокса.