Чем важны такие признания? В них — отзвуки сердечных влечений молодого поколения начала прошлого века. Чувства, чаяния, восторги отразились так естественно и искренно.
Если включить эти признания в рассказ учителя о восприятии поэта его современниками, это придаст особую тональность, позволит передать эмоциональную атмосферу восторга и поклонения, каким был окружен Пушкин в зените славы.
Есть в поэтических посланиях яркие зарисовки отдельных биографических моментов. Так, поэт Николай Языков, гостивший около полутора месяцев у П. А. Осиповой в Тригорском, близко сошелся с жившим в Михайловском (в период ссылки летом 1826 г.) Пушкиным. Три стихотворных воспоминания о тех встречах рассказывают о поэте и о «приюте свободного поэта, Не побежденного судьбой»...
В посланиях Н. М. Языкова «А. С. Пушкину», «Тригорское», «К П. А. Осиповой» тоже немало искренних восторгов и признаний. «О ты, чья дружба мне дороже Приветов ласковой молвы, Милее девицы пригожей, Святее всякой головы!..» — так обращается к Пушкину, «пророку изящного», Н. Языков.
В стихах говорится о вольнолюбивом характере поэта, о «несмолкаемых речах», в которых оба поэта (Языков и Пушкин) «звали свободу в нашу Русь», размышляли о «славной старине». Обратим внимание и на лаконичное определение Пушкина как «опального певца свободы», принадлежащее Языкову.
Сколько интереснейших подробностей о поэте рассыпано в поэтических посланиях к нему современников, сколько ценных наблюдений оставили нам стихотворцы, которые были лично знакомы с Пушкиным, дружили с ним на протяжении многих лет.
Уже упоминались стихи, в которых лицейский друг поэта В. Кюхельбекер восклицал: «...Мой огненный, чувствительный певец...» Об «огненности», «пламенности» и взора, и ума, и душевных движений, о сверкающей огнистости поэтического дара Пушкина часто упоминалось в мемуарах, письмах, стихах.
Знавший Пушкина с детства Петр Андреевич Вяземский, многие годы поддерживавший, с ним тесное дружеское общение, писал, что «поэтической дружины Смелый вождь и исполин...» был
В этих лаконично сжатых характеристиках — лейтмотивы многих отзывов о поэте его современников. Он был «...черно-кудрявый, огнеокий Пламенный Онегина создатель» по отзыву (правда, более позднему) В. Бенедиктова. Его видели «...кипящего жизнью Полного замыслов пылких...» — по свидетельству Я. Грота (лицеиста VI курса), автора воспоминаний о посещении Пушкиным Лицея в 1828—1831 годах. «...Смелый всадник на Пегасе» был «...также пылок на сукне...» (то есть в игре.— Е.В.) — по воспоминаниям И. Великопольского, поэта, знакомого Пушкина еще по Петербургу до первой ссылки, когда оба были членами Общества любителей словесности, наук и художеств.
Об огненной, пылкой натуре поэта упоминали многие его современники. «Пылкость его души в слиянии с ясностью ума образовала из него... необыкновенное, даже странное существо, в котором все качества приняли вид крайностей...» — так отзывался один из ближайших друзей Пушкина, его помощник в издательских делах Петр Александрович Плетнев (именно ему поэт посвятил IV и V главы «Онегина», а в 1837 году перенес это посвящение в полный текст романа).
П. Л. Яковлев, брат товарища Пушкина по лицею, встретив поэта после ссылки, описывая перемены в его внешнем облике (Пушкин отрастил тогда бакенбарды), замечает: «...впрочем, он все тот же,— так же жив, скор и по-прежнему в одну минуту переходит от веселости и смеха к задумчивости и размышлению».
Современников, близко знавших поэта, удивляло и поражало сочетание в одном человеке, казалось бы, несводимых, несоединимых качеств. Они по-своему, с той или иной долей проницательности передавали свои наблюдения. Многие замечали, как быстро менялось настроение поэта, как совмещались в нем детская отзывчивость, искренность с проницательностью, умудренностью. Поэт А. Подолинский, петербургский знакомый Пушкина, свои впечатления об этих особенностях Пушкина передал в диалоге между Пушкиным и проводником-татарином в стихотворении «Переезд через Яйлу на южном берегу Тавриды». Описывается путешествие поэта в Крым, рассказ ведется от имени проводника-татарина: