После возвращения поэта из михайловской ссылки почти в одно и то же время создаются два самых замечательных его портрета. В Москве в начале 1827 года облик его запечатлел В. А. Тропинин. Портрет был заказан ему самим Пушкиным и поднесен в подарок другу С. А. Соболевскому. Весной того же года в Петербурге А. Дельвиг заказал портрет друга О. Кипренскому.
О. А. КИПРЕНСКИЙ. Пушкин. 1827
Оба живописца ко времени создания пушкинского портрета были признанными и прославленными мастерами. И тот и другой отчетливо понимали важность закрепления образа гордости русской культуры.
Для портрета более, чем для какого-либо другого жанра изобразительного искусства, свойственна связь, близость определенной традиции. В нее включается не только техника (способ создания образа), но и идеал человека, особенности видения его и критерии оценки. Русское портретное искусство двадцатых годов прошлого века ориентировалось на западноевропейские образцы. В трактовке образа поэта и в манере воссоздания облика сказалось широкое распространение гравированных изображений писателей и поэтов — Байрона, В. Скотта, Шатобриана, Де Виньи. В общественном мнении благодаря им сложился некоторый обобщенный тип поэта. Значимым оказывались в портрете и поза — чаще вполоборота, с устремленным ввысь взглядом, и одежда — плащи, пледы, небрежно повязанные галстуки, открытый свободный ворот, и выражение лица, сочетающее мечтательность и отрешенность.
Следует отдать должное таланту В. Тропинина, О. Кипренского, которые сумели создать индивидуализированные, самобытные, высочайшие по мастерству портреты, сохранив для потомков облик Пушкина.
Есть в этих двух портретах «знаменательная противоположность». Тропинин был по происхождению крепостным живописцем, что сказалось в его взглядах на ценность человека, на свободу как достояние личности. У Тропинина Пушкин изображен по-домашнему — в халате, распахнутый, неофициальный... У Кипренского — подтянут, в наглухо застегнутом сюртуке. В таком виде рисовали живописцы Державина, Карамзина...
Уже одеждой и позой подчеркивается различие во взглядах на идеал человека. Санкт-Петербург (где писал портрет Кипренский) был строг, чопорен, официален; здесь принято было ходить в мундире, запахнутым и подтянутым. Иным был «московский дух». «Москвичи,— по воспоминаниям Белинского,— люди нараспашку, истинные афиняне, только на русско-московский лад... Оттого-то там так много халатов, венгерок, штатских панталон с лампасами и таких невиданных сюртуков со шнурами, которые, появившись на Невском проспекте, заставили бы на себя смотреть с ужасом»[54].
Выбором одежды В. Тропинин подчеркнул демократизм поэта, действительно ему свойственный. Пушкин в трактовке живописца целен, уравновешен, внутренне собран и свободен, сосредоточен и раскован в одно и то же время. Прочитывался современниками и байронический мотив во внешнем облике — свободный ворот, повязанный небрежно галстук-шарф...
Критик и журналист Н. А. Полевой в «Московском телеграфе» 6 июня 1827 года поместил заметку о работе художника: «Сходство портрета с подлинником поразительно, хотя нам кажется, что художник не мог совершенно схватить быстроты взгляда и живого выражения лица поэта...» Полевой далее задается вопросом, возможно ли всестороннее отображение лика поэта, постоянно, сиюминутно изменяющегося под влиянием гения пламенного. (Строки эти из отзыва мы приводили во введении в книге.) В конце заметки указывалось, что портрет будет отправлен в Петербург для выставки в Академии художеств.
Однако ему не суждено было попасть на общее обозрение. Судьба портрета сложилась сложно, внешней канвой своей напоминая детектив. Владелец портрета С. А. Соболевский отдал работу В. А. Тропинина А. П. Елагиной (частым гостем ее литературного салона бывал Пушкин) для снятия копии. Копию видел Пушкин. Перед отъездом за границу в 1828 году Соболевский оставил портрет на хранение сыновьям Елагиной, братьям Киреевским, вместе с собственной библиотекой. По возвращении обнаружил, что вместо оригинала в богатой раме находится другая, не елагинская, но скверная копия. Портрет исчез. Лишь в середине 50-х годов прошлого века он был обнаружен в меняльной лавке и куплен за 50 рублей директором Московского архива министерства иностранных дел М. А. Оболенским, а в 1909 году приобретен Третьяковской галереей. Портрет получил известность после того, как в 1860 году была сделана с него фоторепродукция сыном владельца Алексеем Оболенским.
54
Об этом высказывании В. Г. Белинского применительно к портрету Тропинина напоминает Е. Павлова в книге «Пушкин в портретах» (М., 1983), ссылаясь на работу М. М. Раковой «Очерки по истории русского портрета первой половины XIX века» (М., 1966.— С. 301).