В следующей работе Добролюбова «О степени участия народности в развитии русской литературы» получила разработку проблема народности русской литературы и народности Пушкина[137]. Это вызвало новую критическую волну яростных споров представителей демократического и либерального кругов.
Пытаясь понять, в чем истоки ошибок революционных демократов в недооценке роли Пушкина для новой эпохи, исследователи позднего времени объясняли их отсутствием объективных свидетельств о связях поэта с освободительным движением, фальсификацией его творчества и биографии, в действительности имевшей место. Однако нельзя не учитывать еще одно обстоятельство, подвергающее сомнению справедливость и правомерность только такого объяснения. С середины 50-х годов в Лондоне в Вольной русской типографии Герцен и Огарев публикуют многие запрещенные в России пушкинские произведения и переправляют на родину. Так, в «Полярной звезде на 1856 год» напечатаны «Вольность», «Деревня», «Кинжал», «Послание к Чаадаеву», «В Сибирь», «Мирская власть». В выпуске на 1858 год — «Цензору», на 1859 — «Недвижный страж дремал на царственном пороге...».
Широкая распространенность бесцензурных произведений, отпечатанных в Вольной русской типографии, позволяет предположить почти с уверенностью, что революционные демократы были с ними знакомы.
Что же помешало верно оценить Пушкина? Только ли «просветительский утилитаризм», мировоззренческая нормативность,— то есть требование прямого соответствия творчества писателя прошлого задачам нового этапа социальной борьбы — тому причины?
К. Чуковский, не только детский писатель, но и автор обстоятельных, глубоких исследований об историко-культурной ситуации 60-х годов XIX века, точно заметил, что даже людям революционных убеждений любить Пушкина и верно оценивать его облик и творчество было нелегко. Слишком многое мешало почувствовать вольнолюбивый пафос поэта. Имя Пушкина опутывали легенды, опровергнуть которые сумели лишь советские литературоведы.
Читателям внушалось, что поэт был одним из ярых приверженцев николаевской монархии, что был он льстивым придворным, изменившим идеалам декабристов ради благодеяний царя[138].
Реальная история жизни поэта подменялась сильно усеченными и фальсифицировавшими многие факты версиями. Цензурой запрещалось упоминание о причинах ссылок Пушкина, о событиях дуэли, о запретах на публикации многих произведений...
Так, в некрологе Пушкину, помещенном в «Современнике» за 1838 год, Плетневым указывалось без пояснений, что в конце 1824 года Пушкин «оставил Одессу». В «Словаре достопамятных людей», составленном Д. Бантыш-Каменским, говорилось, что сам поэт был виновен в высылке из Одессы в Псковскую губернию... Он сам подписал приговор своими резкими суждениями и чересчур вольными стихами, которые переходили из рук в руки и были предметом общего разговора и удивления[139].
Первый биограф поэта, П. В. Анненков, тоже вынужден был отклониться от истины об истории поэта и особенностях его натуры. «Материалы для биографии А. С. Пушкина» появились в свет в начале 1855 года, когда еще был жив Николай I. Чтобы книга прошла цензуру, ее автору пришлось описывать, как велики были царские милости поэту. Так, к примеру, рассказывалось в биографии о вызове Николаем I Пушкина из Михайловского: «Державная рука, снисходя на его (Пушкина.— Е. В.) прощение, вызвала его в Москву». Далее указывалось, что Пушкин вспоминал об этом всегда «с чувством благоговения и умиления». Сам Анненков позже называл эти и подобные места своей книги «пошлыми». Тем не менее он не мог поведать о том, как Пушкин страдал от «высочайшего попечения», не мог коснуться тем цензурного гнета, травли поэта, событий, предшествовавших ссылкам. Не мог он называть имен Пущина и Кюхельбекера, других декабристов, не упоминал о «Вольности», «Деревне», «Кинжале» и других вольнолюбивых произведениях. Все эти купюры и умолчания были уступками, необходимыми для того, чтобы первая биография увидела свет.
137
Статья посвящалась подробному анализу книги А. П. Милюкова «Очерк истории русской поэзии» (вышла вторым изданием в 1858 г.), отдельная глава которой посвящалась Пушкину. Милюков давал периодизацию пушкинского творчества, первый период связывал с подражательной поэзией молодости, когда поэт «являлся представителем общественных потребностей и идей». Второй период характеризуется как время отказа от борьбы, от общественных интересов.