Нур-аддин также назван правителем, которому сопутствует личное счастье, что позволяет ему расширять отцовское наследство.[1090] Думается, что слово felix здесь не случайно. Этот эпитет отсылает к античной риторической традиции: понятие felix, несомненно, связано с понятием fortuna; при этом подразумевается весь комплекс языческих античных представлений о благосклонной судьбе и иррациональных силах, управляющих жизнью человека. Эти представления, в корне чуждые христианству, проецируются на образ мусульманского правителя, образ иноверца.
Весьма разностороннюю характеристику дает хронист полководцу Нур-аддина Ширкуху. Тот был ключевой фигурой в политических отношениях мусульманского и христианского миров в 60-70-е гг.[1091] В 60-е годы XII в. он вел войну против Египта (именно он убедил Нур-аддина в необходимости этой войны), которая в 1163 г. положила конец фатимидской династии. В 1169 г., убив Савара, он становится египетским везирем. Портретная характеристика, данная хронистом Ширкуху, точна и выразительна, а главное — конкретна. Подчиняя свое повествование уже созданной им риторической схеме, Гийом Тирский вначале рассказывает об индивидуальных человеческих качествах Ширкуха: по словам хрониста, тот был «дельным и энергичным воином»,[1092] благодаря испытанности в военном деле и своим заслугам завоевал любовь воинов.[1093] Далее хронист рассказывает о физических качествах своего героя. Он рисует весьма жизненный портрет Ширкуха: по словам хрониста, тот был небольшого роста, тучный и дородный, у него было бельмо на глазу.[1094] Несмотря на то, что он был пожилым (senior), Ширкух, по словам Гийома Тирского, замечательно для своего возраста переносил тяжелый труд, голод и жажду.[1095] Стараясь как можно рельефнее нарисовать портрет иноверца, хронист упоминает о его социальном статусе. Ширкух прошел путь от раба до полководца: «из рабства достиг высот» («ех servile conditione princeps constitutus»). При этом Гийом Тирский рисует своего героя как человека, обладающего высоким самосознанием, рисуя его «мужем деятельным и о себе много понимающим».[1096] Это не мешает ему осудить злодеяния Ширкуха — узнав об убийстве Савара, он назвал мусульманского вождя «преступником» (sceleris minister).[1097]
Описывая его интеллектуальные качества, Гийом Тирский подчеркивает его утонченность и образованность, называя его «красноречивым мужем, обладающим даром изысканной речи».[1098] Примечательно, что, характеризуя поведение и манеры Ширкуха, хронист нередко употребляет термин urbanitas. Это одно из центральных понятий в системе рыцарско-аристократических ценностей. Заимствованное из античной культуре, в которой оно обозначало утонченный вкус и образованность, изящество манер, изысканность речи и в целом принадлежность к городской культуре, понятие urbanitas в противоположность понятию rusticitas (сельская простота, грубость) удерживает все выше приведенные значения в Средние века, а начиная с XII в. становится неотъемлемым элементом модели поведения аристократа.[1099] По смыслу слово urbanitas весьма близко к термину curialitas, в Средние века являвшемуся наиболее общим обозначением придворной культуры. В хронике Гийома Тирского оно нередко употребляется в отношении коронованных особ — королей Бодуэна III, Амори I, королевы Мелизанды.[1100] Urbanitas Ширкуха ярко проявляется в его речи, обращенной к христианскому рыцарю Гуго Цезарийскому. Как известно, Ширкух взял в плен этого известного иерусалимского вельможу и оказывал ему многочисленные знаки внимания, а также просил его быть посредником между ним и королем Амори. Гийом Тирский приводит в своей хронике изысканный диалог между христианским рыцарем и Ширкухом. По словам хрониста, мусульманский полководец сочинил настоящую речь (sermone composito), убеждая рыцаря быть посредником в переговорах («coepit eum convenire…»). В этой речи можно обнаружить изысканные стилистические фигуры и присущие античной риторике ритмы. Ширкух даже использует речевые обороты Вергилия[1101] и Тита Ливия.[1102] Путем повторения ряда строк хронист достигает ритмического эффекта: «ты великий правитель, знатный и знаменитейший среди своих»,[1103] — говорит Ширкух Гуго Цезарийскому. «Ты известный человек, как я уже сказал, дорог королю, умеешь хорошо говорить и действовать; будь посредником мира между нами»[1104] Для повествовательной манеры Гийома Тирского в этой части хроники характерны, с одной стороны, использование прямой речи, призванной придать рассказу характер подлинности, а с другой — использование особых грамматических форм — плюсквамперфекта, перфекта, характерных для исторического сочинения.[1105] Для создания портретной характеристики Ширкуха писатель использует обычные приемы изображения: он проецирует свои представления и систему ценностей на мусульманский мир, приписывая иноверцу черты, свойственные скорее аристократии латинского мира — такие, как liberalitas, urbanitas etc. В своей речи Ширкух изъясняется так, как если бы он был представителем высшей аристократии Иерусалимского королевства либо церковным прелатом. Он говорит и ведет себя в соответствии с принятыми в латинском мире правилами curialitas. В изображении Гийома Тирского он выглядит европейским аристократом — иноверец ведет себя так, как если бы он был христианином.
1091
1093
Ibid.: «et in re militari admodum exercitatum, militibus carum… suffragantibus meritis…».
1094
Ibid.: «Erat autem homo jam senior, pusillus statura, pinguis multum et corpulentior… in altero oculorum habens albuginem…».
1095
Ibid.: «laboris patientissimus, sed et sitim et famem aequanimiter tolerans, supra id quod aetas ilia soleat sustinere».
1099
1102
Tit. Liv. 1, 57: «Regi juvenes… toium convivis comissationibusque inter se terebant…».
1104
Ibid. P. 906: «Homo nobilis es, ut dixi, rego carus, semone potens et opere; esto inter nos pacis mediator».