Гийом Тирский далее показывает, что герой джихада вообще отрицал всякие принципы и рвал все социальные связи (spretis humanitatis). Заняв при дворе египетского халифа видное положение, Салах-аддин первое время оказывал ему почести, но в один прекрасный день убил халифа дубинкой, всех его детей зарезал мечом и завладел сокровищами каирского правителя.[1123] В изображении Гийома Тирского Салах-аддин — тиран и убийца.[1124] Если его господин Нур-аддин богобоязненный, пусть даже в соответствии со своими «суеверными традициями», то Салах-аддин в оценке Гийома Тирского неблагочестивый и несправедливый, беспринципный честолюбец. Примечательно, что в создании его портрета главную роль играют традиционные клише. И вместе с тем, если рассматривать хронику Гийома Тирского в контексте средневековой традиции, можно заметить, что портрет Салах-аддина не лишен жизненных реалистических черт. В нем нет апокалиптических черт, которыми часто наделяют вождя джихада средневековые писатели. Так, уже упоминавшийся английский хронист Роджер Ховденский нарисовал совершенно иной портрет Салах-аддина.[1125] Среди врагов Церкви (persecutors ecclesiae) помимо Ирода, Нерона, Мухаммада и др. он упомянул и вождя джихада Салах-аддина, названного в его списке предпоследним перед Антихристом. По словам хрониста, Салах-аддин «ныне угнетает Церковь Бога и Гроб Господен и Святую Церковь иерусалимскую и землю, на которую ступала нога Бога».[1126] Но, по словам Иоахима Флорского, ее он «скоро утратит» (in proximo perdit illam). Присутствие Ричарда Львиное Сердце в Святой Земле, по мнению калабрийского монаха, совершенно необходимо, так как Бог должен даровать ему победу над своими врагами. Как видим, жизнь и деятельность Салах-аддина осмысляются в апокалиптическом ключе. Образ вождя джихада вписывается в концепцию Августинова Града Божьего. Град Земной сражается с Градом Божьим, и в этой мировой эсхатологической битве Салах-аддин участвует на стороне сил зла.
На этом фоне оценки Гийомом Тирским Салах-аддина представляются рациональными и заземленными и продиктованы они, видимо, его собственными политическими симпатиями и представлениями о нравственных ценностях.[1127] Бросается в глаза и другая сторона дела. Характеристика Салах-аддина у Гийома Тирского исключительно негативная. Для него вождь джихада — всего лишь низкий раб, обуреваемый честолюбивыми помыслами. Хронист ни разу не упомянул о присущих Салах-аддину высоких качествах, воспетых в старофранцузском эпосе и литературе: о великодушии, куртуазности, душевном благородстве и пр. Быть может, это отчасти связано с тем, что Гийом Тирский был свидетелем военной экспансии вождя джихада. Он довел свое сочинение до событий 1183–1184 гг. Продолжатели его хроники, писавшие на старофранцузском языке, описали все происходившие потом события, в том числе взятие Салах-аддином Иерусалима в 1187 г., — эпизод, в котором герой джихада проявил благородное отношение к христианским пленникам. Во время осады Иерусалима граф Балиан д’Ибелин обратился к Салах-аддину с просьбой заключить мир. В ответ на это вождь джихада напомнил рыцарю о жестокости, проявленной христианами в 1099 г. при взятии Иерусалима и сообщил, что его единоверцы не доверяют христианам и требуют отмстить за пролитую в 1099 г. кровь сарацин.[1128] Несмотря на это, Салах-аддин все же соглашался «ради любви к Богу» отпустить христианских пленников с их движимым имуществом, но «оставляя их сердца в плену».[1129] Балиан д’ Ибелин вначале принял эти условия, но затем стал жаловаться, что у многих бедных христиан вообще нет денег. Салах-аддин записал имена этих христиан[1130] и разрешил им выйти из города бесплатно.
Еще более яркий рассказ о великодушии и щедрости Салах-аддина хронист передает в другом пассаже, рассказывающем о куртуазном отношении вождя джихада к дамам. Жены и дочери христианских рыцарей, которые погибли в битве или были взяты в плен, пришли к Салах-аддину и молили его о пощаде и просили о помощи. Когда тот увидел их плачущими, пишет хронист, он сжалился над ними и обещал, что разузнает, живы ли их бароны, и если живы, то велит всех их освободить. Мусульманин сдержал свое обещание. Он сделал всем дамам богатые подарки и, по словам хрониста, был так щедр, что те «хвалили Бога и мирян за дары и честь, им Салах-аддином пожалованные».[1131] Не менее великодушным было и отношение Салах-аддина к детям знатных пленников, которых он принимал с почестями.[1132]
1123
Ibid. P. 925: «Mortuo ergo calipha, regiam Gazam et thesauros et cuncta illius domus desiderabilia…».
1126
Ibid.: «et unus est, scilicet Saladinus, qui in praesenti opprimit ecclesiam Dei, et earn cum sepulcro Domini, et sancta civitate Jerusalem, et cum terra in qua steterunt pedes Domini, occupatam detinet».
1127
См. о преобладании земных интересов над провиденциальными:
1128
Continuation de Guillaume de Tyr / Éd. M. Morgan. P., 1982. Cap. LIII. P. 66: «…ains revenge par ceaus qui sont en Jerusalem de lor sane espandant par mi les rues de Jerusalem… autretant come Godefroi espandi de celui des Sarazins».
1129
Ibid.: «Ore, dist il, por l’amor de Dieu… je… lor leirai lor mueble et lor avoirs рог faire lor volente come dou lor, mais lor cors seront en ma prison».
1130
Ibid. Cap. LVII: «Et firent metre en escrit les nons des povres genz qui esteient en chascune rue».
1131
Ibid. Cap. LVIII: «Les femes et les filles as chevaliers qui mors et pris furent en bataille…. eles alerent devant Salahadin et li crierent merci… On lor dona tant qu’eles loerent a Dieu et au siecle dou bien et de l’onor que Salahadin lor avoit fait».