Понятие чудесного, включающего страх, все таинственное, необъяснимое, необычное, — ключевое для сюрреализма. Сюрреалисты, разрушая привычные нормы восприятия и активизируя бессознательное в человеческой психике, хотели открыть чудесное в мире, высвободить его из-под привычных, закостеневших способов чувствования и переживания. Полное освобождение от стереотипов приведет к открытию чудесного в реальности, представит реальное как чудесное. «Чудесное всегда прекрасно», — гласил манифест сюрреалистов. Скорее всего, оно было похоже на фантастическое, существующее на грани реального и воображаемого. Поэтому сюрреалисты вели свою родословную от Босха, Гойи, Редона, Де Кирико, художников, создавших образы иных миров, существующих всецело в их воображении.
Поскольку чудесное надо увидеть, постольку в живописи сюрреалистов часто присутствуют мотивы, символизирующие восприятие иного мира: открытые окна, комнаты без стен, увеличительные стекла, очки, телескопы, бинокли, глаза. Еще один круг мотивов изображает способы перехода в мир чудесного: распахнутые двери, ворота, арки, анфилады комнат, треснувшие зеркала, мольберты, вода.
Сюрреализм опирался на веру в то, что в центре реальности лежит объективная случайность, связь событий, не поддающаяся пониманию разума, познание которой подвластно только интуиции, духовному озарению, ясновидению, стимулируемому бессознательным.
Бретон, изучавший медицину и практиковавший во время войны в медицинском центре в Нанте, использовал психоаналитический метод и принципы в качестве средств освобождения бессознательного от цензуры разума. Постановка подобной цели входит в известное определение сюрреализма, содержащееся в его первом манифесте 1924 года: «Диктовка мысли вне всякого контроля со стороны разума, вне каких бы то ни было эстетических или нравственных соображений». Основной же способ реализации потенций бессознательного — автоматическое письмо. Бессознательное понималось не только в психоаналитическом смысле как арена борьбы Эроса и Танатоса, но и как область, связанная с космическими пульсирующими ритмами Вселенной и функционированием универсальных архетипов. Путь к бессознательному означает освобождение от всех социальных, нравственных и эстетических категорий и «возвращение» ко всему детскому, архаическому, инстинктивному, природному, некоей «чистой», «предсоциальной», изначальной сущности, к примитивному, элементарному.
Бретон и Элюар были достаточно известными коллекционерами и собирателями масок и утвари, изделий народов Африки и Океании. В 1931 году они устроили аукцион, каталог которого включал около 250 вещей доколумбовой Америки, Полинезии, индейцев Северо-Западной Америки. В 1930 году С. Эйзенштейн, находившийся в Париже, разглядывая негритянскую скульптуру в музее Трокадеро, заметил: «Лучшие экспонаты я вижу разве что у Тристана Тцара — одного из породителей знаменитого «дадаизма», с неизменным моноклем в глазу и роскошным собранием масок, и раннего Пикассо».
Сюрреалисты, продолжив линию дадаистов, акцентировали не столько освобождающую власть примитивных образов, сколько их магические свойства, ведущие к духовному перерождению, воссоединению духа и тела, природы и общества, человека и Вселенной. Они жаждали, вооружившись знанием работ Леви-Брюля, Леви-Строса и Фрейда, с помощью мифологем и языка примитивов создать единую духовную атмосферу взамен ценностей, разрушенных войной и экономическим кризисом.
Фрезер, исследуя сотни мифов самых различных народностей, установил сходство форм культуры в Океании, Африке и Северной Америке. Сюрреалисты восхищались наблюдениями Фрезера, подчеркивающими роль сновидений у примитивов, нередко определяющих их поведение. Еще Фрейд в «Тотеме и табу» (1913) пытался обосновать связи между тотемизмом и эдиповым комплексом, рассматривая сознание «диких» как хорошо сохранившуюся картину детства современного человека.
Во втором манифесте Бретон провозгласил целью сюрреалистов поиск и фиксацию «определенного пункта сознания, в котором жизнь и смерть, реальное и воображаемое, прошлое и будущее, сообщаемое и невыразимое, высокое и низкое перестают восприниматься как противоречащие». Этой задаче в полной мере, полагал он, отвечает искусство Океании, где гармонично разрешается противоречие между физическим и психическим, когда представление о потустороннем без цензуры сознания переводится в изображение. В этом смысле сюрреалисты полагали, что жизнь и культура примитивов являются реализацией проповедуемых ими принципов. Сюрреализм искал такого социального и эстетического пространства, где природное, бессознательное растворялось в культурном, а культурное, в свою очередь, переживалось как природное. Именно поэтому в сюрреалистической живописи сильны мотивы, выражающие природные стихии: огня, воды, ветра, тумана. На полотнах с высоким горизонтом, символизирующим пространство мечты и сновидения, чаще всего изображался мир органической и неорганической природы: деревья, скалы, солнце, звезды, птицы, рыбы и медузы, слоны и жирафы. Насекомые олицетворяли бессознательные инстинкты. Вещи же промышленного производства, реди-мейд — часы, граммофоны, столы, паровозы, памятники, трамваи — лишались их практических функций: изображались мягкими, игрушечными, тягучими, свернутыми точно канат, превращаясь как бы в органическое тело. Люди опредмечивались. В книге «Пабло Пикассо» Поль Элюар высказал убеждение: «Все люди будут общаться друг с другом посредством видения вещей, и эти представления вещей будут служить им для выражения позиции, общей для всех них: им, вещам, им как вещам, вещам как им. В этот день истинное ясновидение будет служить интеграции универсума с человеком, человека с универсумом».
На бессознательном уровне, где психическая жизнь регулируется принципом удовольствия, желанием, социальное равно природному. Оно может свободно включаться в жизнь универсума, соответствуя его беспрерывно происходящим пульсациям, ритмам, безостановочному перетеканию одних явлений в другие, подобно «растворимой рыбе» (излюбленное выражение сюрреалистов). Сюрреалисты мечтали о том, что поэтическое сознание, оперирующее метафорами и аналогиями, может обнаружить соответствия между бессознательной психикой и внешней реальностью. «Внутренний интерьер», по словам Бретона, бессознательное виделось моделью, по которой формировался остальной мир. Сюрреалисты призывали учиться у детей, у невменяемых людей и примитивных племен, еще обладающих возможностью непосредственно проникать в единство всего живого. Искусство перерастало эстетическое измерение, становясь средством духовного освобождения как поэта, художника, так и читателя, зрителя.
По остроумному замечанию американского ученого Маттьюса, сюрреалистическая образность держалась на вере в то, что «реализация человеческих желаний должна быть антисоциальным актом в той степени, в какой точка зрения общества в определенном смысле антиэстетична». Сюрреалисты восставали против всех социальных норм и установлений, сдерживающих и противоречащих их желанию переделать мир по принципу удовольствия, по законам желания: семьи и религии, труда и нравственности, политики и эстетики. Поэтический язык, где вещи соединяются на основе эмоционального сходства, метафоры, аналогии, считался прообразом построения новых социальных отношений. Сюрреалисты мечтали о жизни, протекающей под знаком reve — грезы, сновидения. Жизнь должна превратиться в некое подобие жизнеискусства, где каждый человек мог быть художником, «живой поэмой» и творить судьбу, руководствуясь принципом сюрреальности.
Сюрреалисты стремились к истокам, к таинственному центру, где происходит становление всего живого, где каждая вещь, отражая взаимодействие связанных с ней явлений, превращается в иное, охраняя следы предшествующих излияний. Основной принцип сюрреалистического метода — передача самого процесса трансформации, взаимоперехода, взаимосвязи всех явлений, движения времени, становления всего сущего, когда вещь одновременно равна и не равна себе. Поэтому в их творчестве не существовало грани между субъектом и объектом, духовным и материальным, между самыми различными явлениями. Это соответствует диффузности и ассоциативности мифопоэтического мышления, оперирующего конкретными и чувственными образами, олицетворениями и символами. Отрицая господствующее искусство и законченное, завершенное произведение, которое легко интегрировалось в буржуазное общество, поклонники бессознательного предлагали говорить о творчестве как о безостановочном процессе. Потребность в сюрреалистической деятельности подобна нужде в наркотике, и состояние художника становится эквивалентным райскому мироощущению, когда Адам и Ева могли на некоем универсальном языке, названном адамическим, общаться с окружающими их зверями и Богом.