Такой кошмар у всех сбивает спесь -
Как из другого мира он явился,
Где происходит всё не так, как здесь,
И где без рук возможно обходиться…
Тимур представил, что и он без рук…
Он тут же начал на него сердиться,
И в голове всё помешалось вдруг.
Он испугался, что его виденье,
Что промелькнуло, как метеорит,
Осуществится даже на мгновеье!
Виной всему – безрукий инвалид.
Они всегда Тимура раздражали -
Без рук, без ног, в надежде на добро
Колясками на ноги наезжали
В вагонах переполненных метро.
***
Частенько у Казанского собора,
Лохмотьями своими портя вид,
Где памятник Барклаю, у забора,
Бывал с ногой опухшей инвалид.
Стоял с рукой протянутой несчастный,
И у людей он денег лишь просил,
Но вид его, печальный и ужасный,
Гораздо больше людям говорил:
«Смотрите на меня, я – неудачник!
Ну, не сложилась, братцы, жизнь моя,
Я вынужден просить у вас подачек,
В морозный день на паперти стоя.
Мои грехи, как крепкое вино,
Мой разум безнаказанно дурачат,
И образ ускользающей удачи
В моих глазах застыл уже давно.
Зубов во рту моём уже немного,
Набрякли синим гноем ступни ног…
Подайте же мне денег, ради Бога,
Чтоб я… Чтоб я – опохмелиться мог!»
Стоял он, весь опухший от мороза,
Но не было мольбы в его глазах,
Слова его звучали как угроза,
Не жалость вызывал он в людях – страх.
Что ж, находясь в оковах предрассудков,
Не каждый ищет в жизни высший смысл,
Заботясь о последствиях поступков,
Не каждому дано стремиться ввысь.
Он инвалидом стал по доброй воле:
Работу бросил, жил как грязный бомж,
Весь мир виня в своей несчастной доле…
А ведь когда-то был собой хорош.
Он был когда-то человек культурный,
Сейчас же, оказавшийся на дне,
Со злобой опрокидывает урны,
Не признаваясь в собственной вине.
Что нам с лихвой даровано судьбою,
Не всем дано достойно оценить,
И зависть начинает нас дразнить,
Претензии рождая на чужое.
Подачка – преступленье небольшое,
Но есть огромный минус у неё:
Позарившись на что-нибудь чужое,
Теряешь обязательно своё.
Дающий же не просто так печётся:
Надеется он втайне получить
Поблажку в час, когда ему придётся
Своё существование влачить.
Но вот беда: сегодня, как и прежде,
Подачки принимая от других,
Не любят люди тех, кто их содержит,
Поскольку те богаче их самих…
Неужто столько спеси в инвалиде,
Что книги лишь для виду продаёт?
Берёт подачки… – чтобы ненавидеть?
Кому такое в голову взбредёт?
***
Он долго б размышлял о маргиналах,
Но инвалид к Тимуру подошёл
И книги протянул, локтями сжав их.
Тимур же, недовольный, взгляд отвёл -
Он не любил подобными страстями
Свой отдых украшать по выходным…
Но инвалид ужасными культями
Держал упорно книги перед ним.
Тимур сказал, что книг ему не надо
(Коль нету тех, что он хотел иметь),
Упорно избегая его взгляда,
Стараясь на обрубки не смотреть.
Но продолжал настаивать безрукий…
Тимур таких настырных не встречал,
И он, уже уставший от докуки,
Молчанием на просьбы отвечал.
Но голос тихий (при его-то росте!)
Вполне доброжелательно звучал,
Тимур не ощущал в мужчине злости
За то, что он упорно книг не брал.
Его такая кротость удивила,
И он в глаза мужчине посмотрел.
Тот улыбнулся – искренне и мило.
И вдруг Тимур внезапно подобрел.
Он был обезоружен этим взглядом,
В котором нет обиды на судьбу,
Который не отравлен злобы ядом,
И не было намёка на алчбу.
Тимур покорно взял одну из книжек
(Что он там выбрал – было наплевать),
Теперь ему десятка два рублишек
Уже не жалко было отдавать -
Настолько симпатичным стал калека.
Довольный тем, что он не увильнул
От миссии спасенья человека,
Он инвалиду деньги протянул.
Тот посмотрел туда, где были руки,
Улыбкой грустной всех околдовал:
«Не для меня, дружище, эти трюки!» -
Он этим взглядом будто бы сказал.
Тимуру стало стыдно, как мальчишке,
И сожалея, что попал впросак,
Он деньги – инвалид склонился низко -
Поклал в висевший на плече рюкзак.
Не миновала и жена оплошки:
Неловко как-то книжечку взяла -
Поранилась о край ее обложки,
И даже кровь из пальца потекла.
Тем временем вагон остановился,
Безрукий вышел, скрылся за толпой.