Ах, какая досада! Ужасная досада. Но он больше ничего не мог поделать с Джулией. Он ведь провел предварительное исследование, он так много узнал о ней, и ничто не указывало на то, что ее разум столь хрупок. Честно говоря, ему казалось, что они только начали, и вот уже приходится подводить черту.
Он поднялся рано, надеясь вопреки очевидности, что где-то в течение ночи она окрепнет, вернет себе форму. Он давал ей допамин, пробовал лоразепам – весьма дорогие и труднодоступные лекарства, – хотя и подозревал, что все его хлопоты ни к чему не приведут.
Он испробовал электрошок и должен был признать, что эксперимент оказался чрезвычайно любопытным. Но ничто – ни музыка, ни боль, ни лекарства, ни встряска всего организма – не проникли в глубину и не нашли замка к двери, за которой скрылся ее рассудок.
После поистине триумфального успеха с Сарифиной здесь его постигло жестокое разочарование. «Будем объективными, – напомнил он себе, – чтобы создать партнерство, нужны двое».
– Не хочу, чтобы ты считала себя виноватой, Джулия.
Он вытянул ее руки и уложил их в специальные желоба, тянущиеся вдоль всего стола, чтобы кровь стекала.
– Возможно, с тобой я несколько поспешил, неудачно начал, вообще неверно подошел к процессу. В конце концов, каждый из нас имеет свой индивидуальный болевой порог. Сопротивляемость стрессу, страху – все это очень индивидуально. Наше тело и разум запрограммированы на определенный предел выносливости. Конечно, – продолжал он, делая первый надрез на ее запястье, – физические упражнения, тренировки, диета, воспитание могут значительно расширить эти пределы, повысить пороги. Но я хочу, чтоб ты знала: ты сделала все, что было в твоих силах. Я это понимаю.
Вскрыв ей вены на правом запястье, он обогнул стол и взял ее левую руку.
– Я с наслаждением провел с тобой время, хотя – увы! – оно было слишком кратким. Но твое время истекло, вот в чем дело. Как учил меня мой дедушка, каждое живое существо – это всего лишь часы, часовая пружина, которая начинает раскручиваться с первым вдохом в момент рождения. Весь вопрос в том, как мы используем отпущенное нам время, не правда ли?
Покончив со своей работой, он отошел к раковине, вымыл и стерилизовал скальпель, отмыл кровь с пальцев и ладоней, после чего высушил их под теплым воздухом сушилки.
– Ну что ж, – добавил он жизнерадостно, – давай послушаем музыку. Я часто ставлю эту арию из «Аиды» для моих девочек, когда им настает пора уходить. Изумительная музыка. Я уверен, тебе понравится.
Он включил запись, и музыка заполнила помещение. А сам он сел и начал слушать. Его взгляд стал мечтательным, память унесла его вспять на десятилетия. К Ней.
Он вспоминал о Ней и наблюдал, как утекают последние минуты жизни Джулии Росси.
13
Ева притащилась в ванную и встала под душ, когда Рорк был уже в сушильной кабине. Хриплым, как будто заржавевшим, голосом она отдала команду включить горячую воду. Глаза не разлипались, словно ночью кто-то заклеил веки тонкой клейкой лентой.
Горячие струи помогли, но Ева знала, что этого недостаточно, что для подзарядки севших батарей потребуется нечто большее. Она обдумала вариант с одобренной департаментом энергетической таблеткой, но решила отложить его на потом. Конечно, таблетка взбодрила бы ее, тут спору нет, но, приняв таблетку, она весь день будет чувствовать себя перевозбужденной и дерганой.
Лучше придерживаться кофеина. Да, она вольет в себя много-много кофеина.
Когда Ева вышла из ванной, на Рорке уже были брюки. И больше ничего, заметила она. Босиком, с голой грудью, роскошные черные волосы, еще чуть влажные после душа.
Есть и другие средства, помимо кофеина, способные дать организму хорошую встряску. Ее личный список подобных средств возглавлял Рорк. А когда он подошел к ней и протянул кружку крепкого черного кофе, ее любовь к нему возросла беспредельно.
Она заурчала, как кошка, радуясь первому глотку жизненно необходимого ей напитка и одновременно выражая благодарность тому, кто влил в нее этот жизнетворный нектар.
– Спасибо!
– Погоди, еще и завтрак будет. Мы вчера толком не поужинали, а у тебя целый день впереди. На одном только кофе и нахальстве ты не продержишься.
– А мне нравится мое нахальство. – Ева прошла в гардеробную и вытащила из шкафа одежду с расчетом на тепло и удобство. – Как это получается: ты, проспав пару часов, выглядишь свежим и отдохнувшим, сексуальным до чертиков, а я чувствую себя так, будто моими мозгами играли в футбол?
– Громадная сила воли и правильный обмен веществ. – Рорк выбрал и надел рубашку, но застегивать не стал. Он внимательно посмотрел на Еву, пока она натягивала брюки. – Я мог бы заказать энергетический коктейль.
– Нет, не надо. После них вечно во рту помойка, и мне все время кажется, будто глаза к носу скашиваются, а потом опять расходятся. И я начинаю из-за этого психовать. – Ева надела белую футболку с длинными рукавами, а поверх нее натянула черный свитер. – Я собираюсь…
Она замолчала и нахмурилась, потому что в этот самый миг послышался стук в дверь спальни.
– Ну кто, будучи в своем уме, мог встать в такой кошмарный час?
– Давай посмотрим и узнаем.
Рорк подошел к двери и открыл ее. На пороге стояла Мэвис, держа на руках Белль.
– Что-нибудь случилось с малышкой? – встревожился Рорк. – Она не заболела?
– Кто, Белль? Нет, она три «Т»: Тотальный Тип-Топ. Просто ее надо было перепеленать по утру. Но я выглянула и увидела свет под дверью. Можно нам войти на минутку?
– Конечно. Я как раз собирался заняться завтраком. Хочешь что-нибудь съесть?
– Нет, спасибо, мне еще рано заправляться. Ну, разве что соку выпью. Может, папайи?
– Присядь.
– Все в порядке? – спросила Ева.
– Да, в общем-то, да. Но я беспокоюсь. Честно говоря, места себе не нахожу. Когда Белль выдала свой утренний сигнал, я решила снова не ложиться.
Мэвис стояла посреди комнаты в красно-белой полосатой пижаме, видимо откуда-то добытой Соммерсетом. Пижама была ей велика и выглядела нелепо. Еве показалось, что в этой пижаме Мэвис напоминает крошечного и хрупкого маленького ребенка.
– Все в порядке, все будет хорошо. Тебе не о чем беспокоиться.
– Я просто хотела убедиться, что с тобой все в порядке, и спросить: может, я могу что-то сделать?
– Все под контролем. – Поскольку Мэвис стояла, тихонько покачиваясь взад-вперед, а у Евы от этого возникало смутное неприятное ощущение сродни морской болезни, она повторила приглашение Рорка: – Присядь.
– Я подумала, может, мы с Триной могли бы проверить книги записей, может, даже попытались бы найти по каталогу волосяную накладку. – Мэвис пожала плечами. – И еще Трина мне сказала, ей кажется, она знает, какой косметикой этот тип пользовался. Ну, типа крем для рук, лосьон после бритья, одеколон и все такое. Популярные фирменные продукты. Может, я могла бы проследить, есть они сейчас в продаже или нет… Не знаю, вдруг это поможет?
– Может быть, поможет.
Рорк поставил на стол высокий стакан с соком, блюдо фруктов и корзинку с теплыми булочками. Мэвис взглянула на еду, потом на Рорка.
– Не будь я так безумно влюблена в моего сладкого медвежонка, я бы подралась с Даллас из-за тебя.
– Да я бы тебя как муху пришлепнула, – вставила Ева.
– Ну, допустим. Но ты бы тоже после этого долго хромала. А можно нам с Белль еще побыть у вас? Я хочу сказать, пока Леонардо… он вернется сегодня к вечеру. Я подумала…
– Оставайся, сколько хочешь, – сказал ей Рорк и поставил на стол еще две тарелки, извлеченные из автоповара.
– Спасибо. А то он беспокоится за нас. Он уже начал фантазировать: что, если бы мы – Белль и я – были с Триной, а этот тип решил ее захватить? Знаю, это невероятно, но, когда в семье появляется ребенок, сразу начинаешь психовать и воображать себе невесть что.
– Да, дети – они такие, – заметила Ева. – Вам с Белль надо успокоиться. Оставайтесь, сколько душе угодно.