Ты не можешь оставаться «юным Вертером» —ролевая модель сентиментального героясвоих переживаний – если старше Вертераеще на одну его жизнь. Это выглядиткак пожилые дамы с распущеннымипо-девичьи волосами. И так же неуместнопереживание старости и болезней после 50-ти —потому что тавтология. Ужас пустоты,пустота ужаса. Пужас устоты.
Разочарование слишком естественно, как сонночью. Энтузиазм сопротивления слабостислишком искусственен – не экологичен.Энтузиазм разочарования – приближаетк тому, что пытаешься отдалить. Хотядовольно трудно разделить жизнь инас. Идя к ней, оказываешьсяближе к себе.
Недалеко от моего дома, в тупиковомпереулке, в одичавшем саду естьздание в строительных лесах.Невозможно понять, оно растетили разваливается. В любом случае,это вряд ли от него зависит. А показдесь только каркас существования,свет, время, взгляд прохожего.
Долина Рейна
Все на месте: ощерившиеся челюстизамков, коты в сапогах на мотоциклах,в байкерской черной коже… Мир братьев Гримм,средневековья в обложке немецкого романтизма.Но вдобавок обнаружилось – ошеломительно, какразблокированное воспоминание – насколько этоеще одна родина, в прямом, «физическом» смысле.Я не искал здесь идентификации – она нашла меня.Очаг ашкеназийских евреев – да, но чтобылюбая стена очередной еврейской улочки – будтоковрик с озером и горами над кроватью в детстве?Ощущение родства – как с украинскими местечкамии русским языком.
Безлюдная узкая улица, спускающаяся к реке:пустой кокон места, где жили предки и теперьпорхают бабочки их потомков – наши дети… Замокнемецкого барона на горе, по-прежнему носящейкельтское имя… Утес Лорелеи, бывшее святилищекельтов… Каждый прогулочный паром заводит,проплывая мимо, немецкую народную песню на стихиеврея-ренегата Гейне. Водовороты самоопределения…Средневековая Европа, кельтские мифы – еще дверодины. Сколько их может быть? Как же мы, бедные,богаты. Выбирай, что хочешь.
Или просто бредипо заповедникам и национальным паркам ассоциацийи идентификаций, беспредметной тоски и предметного,тактильного путешествия, от внутреннего к внешнему,и обратно… – петтинг с тканью и существомсуществования.
Альпы
Облака, стоявшие утром между намии маленьким городком глубоко в долине, уходят,словно день протер очки. Открываетсягоризонт – чистый, как сон без сновидений.
Здесь всегда транзит, перевал, переход.Почти никакого культурно-исторического груза.Последнее резонансное событие —убийство неолитического охотниказа сотню километров отсюда.И то он сохранился во льду почти полностью.
Стрелки сосен показывают полдень в горах.Мы смотрим на это из своего параллельногоизмерения, и там – другая пустота,с повышенным давлением исторического опыта,смесь воспаленной необходимости действоватьи изнеможения,средиземноморский коктейль:половина вечно-юной амбивалентности,половина – посмертной рефлексии.
Homo transitus
Homo transitus
Мы анонимны, как партизаныв войне за независимостьтранзитного существования.Прозрачная капсула поезда бесшумно скользитмежду рекой и шоссе, иногда отражаясьв стеклах типовых коттеджей и ангаров.«Homo Transitus».
Вокзал северно-европейского города.Уютно-пасмурно, освежающий сырой сквозняк,асфальт пустого перрона, чистый и пористый,как свежевыбритая щека.
Боковое зрение уже прихватываетпривокзальную площадь, полупустую,с оголенной геометрией автобусных остановок,дома за ней, и память сравнивает,играя на опережениес новым опытом.
А вот и мансарда с щелью видана костистые колючие пасти и хвостыготических драконов, оцепеневших в ходепереваривания исторических событий.
Казалось бы – не присходит ничего,то там, то тут… на скамейке у главного собора,у фонтана под городской стеной,на пластиковом стуле над вторым за деньдаббл-эспрессо, а находишьсяв полном, словно сдувшийся шарик,изнеможении.
И оказывается, что запомнилбольше, чем потом можешь вспомнитьза такой же промежуток времени – будтосъемочная аппаратура,не зависимая от хозяина.
Скорее всего, внимательность к деталямвызвана отсутствием связи с ними.В световой ямемежду собой и миром,землей и небом,Homo Transitus.