Полоцк упоминается ПВЛ в числе славянских земель, имевших свое княжение, из чего можно сделать вывод о периодической самостоятельности Полоцкой земли в IX и X вв. до времени Владимира. К тому же летописец порой пишет о всех кривичах, а иногда отдельно выделяет полочан. Поэтому упоминание кривичей в составе ополчений Олега и Игоря во время походов на Византию может относиться и ко всем кривичам и только к их восточной части. К тому же Полоцк, строго говоря, лежал в стороне от "пути из варяг в греки", а Олег прежде всего ставил цель подчинить области по этой важнейшей магистрали. Именно поэтому, посадив своего "мужа" как наместника в Смоленске (или Гнездове?), Олег так же поступил с другим важным пунктом на этом пути — Любечем, после чего и направился к Киеву.
Вся канва летописного рассказа свидетельствует о том, что поход проходил по возможности быстро с тем, чтобы Киев был захвачен врасплох. Очевидно, северный князь не хотел сражения, поэтому и прибег к хитрости, заявив, что он и его спутники (большая часть которых либо спряталась в ладьях, либо отстала от передового отряда) едут в Константинополь. В этом рассказе многое трудно объяснить. В Киеве не могли не знать о том, что произошло с более северными градами (Смоленском и Любечем), но в то же время, учитывая силу северян, также не хотели военного столкновения, а потому и сделали вид, что верят в версию о движении Олега ("в греки"). По всей видимости, киевские князья просто согласились на переговоры, во время которых они (или один князь?) и были убиты. Память об Аскольде и Дире сохранилась в Киеве и в XI–XII вв., тогда еще знали места их захоронения.
Здесь коснемся еще раз вопроса, являлись ли Аскольд и Дир современниками. Летопись упорно их делает таковыми. Если так, то у них были и предшественники (или предшественник) в 30-х годах IX века. Но очень резонны сомнения многих ученых в подлинности этого рассказа летописи. К сожалению, мы можем здесь привлечь лишь одно крайне сложное известие, содержащееся в труде арабского энциклопедиста ал-Масуди в рассказе о славянах и их племенах. Этот рассказ сложен по своему составу. Именно там содержится известие о "валинана" и их царе Маджаке. Прежде в нем видели правителя какого-то древнего объединения славян в Прикарпатье[69]. Затем стали относить это сообщение к поморским славянам и городу Волину. Я прежде склонен был согласиться с последним, но ныне думаю, что оно весьма сомнительно по той причине, что в IX в. Волина еще просто не существовало.
Между тем ал-Масуди сведения о славянах черпал в основном из несохранившегося до наших дней труда ал-Джарми. Об этом авторе известно, что он находился в византийском плену и был освобожден в сентябре 845 г., после чего написал специальный труд о Византии[70] и ее соседях. Трудность состоит в том, что ал-Масуди наряду с трудом ал-Джарми использовал и другие материалы, которые вычленить практически невозможно. Известен и другой арабский автор, побывавший в византийском плену уже около 900 г. — Харун ибн Йахья[71]. Ал-Масуди мог использовать и его материалы. Поэтому можно предположить, что сведения арабского энциклопедиста восходят именно к этим источникам и должны датироваться IX веком. Это очень важное обстоятельство, поскольку иные источники о славянах (через посредство Византии) у арабов первой половины X в. нам не известны.
Обратимся к рассказу ал-Масуди. Как уже сказано, он весьма сложен по составу. Тем не менее, мне кажется, в нем кроме рассказа о Валинана и Маджаке можно выделить два основных сюжета. Во-первых, данные относящиеся частично к западным славянам, частично к германцам, которых арабский ученый причислил к славянам (намчин, саксин и др.)[72]. Во-вторых, сведения о двух славянских царях, которые были современны источникам ал-Масуди. Имя первого из них (скорее всего в смысле близости к источнику информации, то есть Византии) читается как ал-Дир; "ал" здесь арабский определенный артикль, и вполне возможно, как это давно сделано, видеть в этом царе и нашего летописного Дира. Речь здесь идет не о западных славянах, это доказывается тем, что в столицу его с различными товарами приезжают мусульманские купцы.
Но следует обратить внимание на другого упомянутого ал-Масуди, славянского царя. Имя его в рукописях искажено, но по одному из вариантов может быть прочтено как ал-Олванг, что очень напоминает имя Олег. Это, конечно, гипотеза, но, думается, и она имеет право на существование. Любопытно, что об этом царе пишет ал-Масуди: "Вслед за ним (Диром. — А. Н.) следует царь ал-Олванг, у которого много владений, обширные строения, большое войско и обильное военное снаряжение. Он воюет с Румом, франками, лангобардами и другими народами. Войны между ними ведутся с переменным успехом. За этим царем следует из стран славян царь турок, а это вид славян наиболее красивый, наибольший числом и силой"[73]. Под турками (ср. данные Константина Багрянородного), очевидно, надо понимать венгров, которые были восточными и южными соседями восточных славян до прихода печенегов.
Учитывая эти обстоятельства, известие ал-Масуди можно датировать 40 — 80-ми годами IX в. и высказывать предположение, что здесь речь идет о двух восточнославянских княжествах — южном (Дира) и северном (Олега) накануне их столкновения. Это опять-таки гипотеза, однако при скудости известий о IX в. пренебрегать ею не следует.
Но вернемся к главному источнику — русским летописям. Согласно ПВЛ, Олег, захватив Киев, сделал его столицей ("матерью городов Русских"), и на то были веские причины. Если север давал военную силу, столь необходимую ранним русским князьям, то положение Киева на южной оконечности "пути из варяг в греки" да еще рядом с ответвлениями на Волгу и Дон было особенно значимым. Именно это и явилось главной причиной, что Киев стал столицей возникшего тогда Древнерусского или Киевского государства. Ранее о последнем говорить трудно, так как и северное, и южное объединения IX в., равно как и прочие восточнославянские политические образования той поры, могут рассматриваться только как предшественники Древнерусского государства, поскольку последнее и возникло лишь в результате политической деятельности Олега, объединившего прежде всего земли вдоль "пути из варяг в греки", но сразу же (по летописи буквально в последующие годы) принявшегося присоединять и другие восточнославянские территории.
Из них первыми были, по летописи, покорены древляне — западные соседи полян. А затем последовала первая русско-хазарская война. Летопись ее так не называет; в ней просто отмечено, что в 884 и 885 гг. Олег ходил на северян и радимичей, освободил их от власти хазар и наложил на них дань. При этом отмечается, что с северянами Олег воевал, а радимичи вроде бы были подчинены без войны[74]. Трудно предположить, что подчинение северян и радимичей, до того плативших дань хазарам, обошлось без борьбы. Скорее всего столкновение имело место, и в него оказались вовлечены и другие политические силы Восточной Европы и даже Заволжья. На стороне хазар, очевидно, действовали венгры, тогда как союзниками русов стали давние враги хазар и венгров — заволжские печенеги.
Это подтверждается косвенными данными. Рассказ Константина Багрянородного о венграх доказывает верность их хазарам вплоть до поражения в войне с печенегами, которое согласно Регинону, имело место в 889 году. Летопись датирует подчинение северян и радимичей Киеву 884 и 885 гг., и с этими датами можно согласиться, так как Регинон отмечает время изгнания венгров печенегами из южных степей и уход их в Паннонию, чему должны были предшествовать годы борьбы. О печенегах наша летопись загадочно молчит и лишь под 915 г. отмечает их первый поход на Русскую землю. Это является свидетельством того, что прежде печенеги не были врагами Руси, а скорее всего являлись союзниками Олега. Это подтверждается и сведениями Ибн Хаукаля, географа, писавшего в 60 — 70-х годах X в., но обработавшего более ранние труды ал-Балхи и ал-Истахри. Ибн Хаукаль называет печенегов "силой и союзниками русов"[75], чего не было в X, но вполне относимо к IX веку.