Принадлежность венедов к славянам не вызывает сомнений. Если для Плиния, Тацита и Птолемея венеды — малоизвестный народ далекого севера, а Тацит откровенно сознается в своей неосведомленности по поводу того, к кому из известных римлянам народов, германцам или сарматам, их причислить, высказавшись все же после некоторых колебаний в пользу близости венедов по нравам и обычаям к сарматам, то более поздние писатели, познакомившиеся со славянами и антами во времена их вторжения в пределы Византийской империи, не колеблясь, считают венедов древним названием славян и антов.
Историк готов Иордан, писавший в VI в., указывает:
От истока реки Вислы на неизмеримых пространствах основалось многолюдное племя венедов. Хотя названия их изменяются теперь в зависимости от различных племен и местностей, однако главным образом они именуются склавинами и антами». И далее: «Они (славяне. — В.М.), как мы установили в начале изложения, именно в перечне народов, происходя из одного племени, имеют теперь три имени: т. е. венеды, анты и склавины[39].
Прокопий Кесарийский, писавший тогда же, когда и Иордан, в VI в., тоже вспоминает о том, что «некогда даже имя у славян и антов было одно и то же»,[40] хотя это древнее наименование славян и антов он приводит, переосмысливая какое-то название и переводя его на греческий язык. Но об этом далее. Алкуин, говоря о победах Карла Великого, пишет: «Sclavos, quos nos Vionodus dicimus»[41].
В песне английского путника, датируемой VIII–IX вв., упоминаются среди прочих народов «vinedum» и их река «Wistla»[42]. Название «венеды» в обозначении славян сохранилось у их соседей гораздо позднее. У немцев славяне назывались «wenden», «winden», «winida», а у финнов — «venäjä», «vene», «veneä». «Wendenplatz» и «Wendenstrasse» встречаются еще и сейчас в онемеченных древних славянских городах Восточной Германии.
Происхождение термина «венед» остается до сих пор еще неясным.
Большинство исследователей не считают его славянским. Так, Цейс выводил его из готского «vinja» — луг, поле. Венеды, по его мнению, жители лугов, полей, аналогичные «полянам» русских летописей. Объясняли происхождение термина «венеды от кельтского «vindas» — белый. Производили «венедов» и от «wend» — «вѧт» — «вѧнт» — «вѧщий» — большой (по аналогии с чешским «obrzin» — «обрин», т. е. авар, обозначающий «великана», русским «велеты» — «велетни», т. е. тоже великаны, «spal»-ы или «spol»-ы — исполины и т. д.).
Обращает на себя внимание то обстоятельство, что в топонимике слово «wend», «wind», «wenet», «wened» имеет самое широкое распространение. Обычно указывали на то, что это слово чаще всего встречается на территории, занимаемой кельтами. Это дало повод А.А. Шахматову считать венедов не славянами, а кельтами, а славянам отвести территорию, о которой вообще никаких известий до нас не дошло[43].
Но термин «венед» в топонимике встречается и в землях, где никаких кельтов не было, в частности в Прибалтике (Вента, Венден, Виндава и т. д.), где, как мы можем судить, за много тысячелетий до нашей эры жили и литовские, или протолитовские, и финские, или протофинские, племена[44].
Полагаю, что такая широкая распространенность термина «венед» объясняется древней основой ряда языков, которую Н.Я. Марр назвал «яфетической», древними, протоисторическими связями племен, соседствующих друг с другом или так или иначе связанных, хотя бы и не непосредственно. Следы обитания кельтов у Карпат легко обнаруживаются в топонимике, и, быть может, Галич и Галиция того же кельтского происхождения, что и Галлия, галлы и т. д. Здесь, у Карпат, они выступали соседями венедов.
Термин «венед», «венд» мог закрепиться за славянами и позднее, и естественно стремление некоторых исследователей усматривать его вариант в «ант»-ах и «вятичах» — «вѧт»-ах летописных времен, племени несомненно славянском, но позднее всех влившемся в славянский массив Среднего Поднепровья.
Итак, письменные источники заставляют нас со всей определенностью говорить о славянстве венедов. Но на каком языке говорили венеды, был ли их язык славянским?
Никаких следов языка венедов в письменных источниках мы не обнаруживаем. Никаких слов, никаких имен собственных писатели древности нам не сохранили.
Тем большее значение приобретает топонимика — «язык земли».
Как мало внимания уделяют исследователи языку древнего населения края в том виде, в каком он отложился в названиях рек, озер, болот, гор, холмов, лесов и т. д. Как незаслуженно забыт этот чрезвычайно ценный источник, зачастую дающий для разрешения проблем этногенеза больше, чем десятки городищ и могильников или скудные и сбивчивые свидетельства древних авторов.
43