Это было в середине I тысячелетия н. э.[53]
Глава II.
Анты. Начальный этап в истории русского народа и русской государственности
От истока реки Вислы на неизмеримых пространствах основалось многолюдное племя венедов. Хотя названия их изменяются теперь в зависимости от различных племен и местностей, однако главным образом они именуются склавинами и антами.
Склавины живут от города Новиетуна (Новиедуна. — В.М.) и озера, которое именуется Мурсианским, до Данастра, а на севере до Вислы. Место городов занимают у них болота и леса. Анты же, храбрейшие из них, живя на изгибе Понта, простираются до Данапра. Реки эти отстоят друг от друга на много дневных переходов[54].
Так говорит об антах и славянах историк готов Иордан. От Черноморского побережья у Лукоморья (Угла) и Днестра до Днепра простираются, по Иордану, земли антов — храбрейших из всех славянских племен[55].
Прокопий Кесарийский, живший, как и Иордан, в VI в., в царствование Юстиниана, несколько расширяет территорию расселения антов. Он говорит о славянах и антах, «которые имеют свои жилища по ту сторону реки Дунай, недалеко от его берега»[56]. В другой части своего произведения — «Готская война» — Прокопий снова возвращается к вопросу о границах земли антов.
За сатинами осели многие племена гуннов. Простирающаяся отсюда страна называется Евлисия; прибрежную ее часть, равно и внутреннюю, занимают варвары вплоть до так называемого Меотийского озера и до реки Танаиса, которая впадает в озеро. Устье этого озера находится на берегу Понта Евксинского. Народы, которые тут живут, в древности назывались киммерийцами, теперь же зовутся утигурами. Дальше на север от них занимают земли бесчисленные племена антов[57].
О расселении славян и антов вплоть до низовьев Дуная сообщает и третий автор VI в. Я имею в виду Маврикия, или Псевдо-Маврикия[58]. В своем «Стратегиконе», говоря о славянах и антах, он указывает, что «их реки вливаются в Дунай»[59].
Свидетельства авторов VI в. дают нам возможность локализовать антов на пространстве от дунайских гирл у левого берега низовьев Дуная до Днепра. Мы не знаем, как далеко на восток простиралась земля антов. Указание Прокопия Кесарийского на то, что к северу от утигуров (утур-гуров), одного из болгарских племен, обитают «бесчисленные племена антов», еще не дает нам возможности утверждать о расселении антов вплоть до побережья Азовского моря и Тамани[60]. «К северу от утигуров», занимавших приазовские степи, это может быть и на Среднем Доне, и на Северном Донце. В этом отношении свидетельство Прокопия дает возможность самого широкого толкования. Мне кажется, что Северный Донец и Средний Дон в качестве восточной окраины земли антов и лесостепная полоса Подонья в качестве южной ее границы скорее могут соответствовать исторической действительности и самому смыслу указания Прокопия, нежели побережье Азовского моря и Тамань. Подобное предположение тем более основательно, что памятники материальной культуры, которые бы могли быть приписаны древним восточным славянам-антам, ни в Приазовье, ни на Северном Кавказе не обнаружены. Наоборот, оружие, утварь, украшения, орудия труда и т. п., наконец, сами погребения, обнаруженные на указанной территории, свидетельствуют о том, что в IV–VI вв. н. э. этот край заселяли туземные племена, с одной стороны, уходящие своими корнями в древний, скифо-сарматский, а быть может и киммерийский, мир, а с другой — связанные с позднейшими обитателями Приазовья и Предкавказья — яфетическими, иранскими и тюркскими степными и горскими народами. Такая локализация антов не исключает возможности проникновения антов далеко на юг и юго-восток, но в этом случае речь может идти не о сплошном массиве антского населения, а об антских дружинах и об отдельных поселениях антов.
Так, например, еще III в. н. э. (270 г.) датируется греческая надпись из Керчи, где по отношению к мужскому имени имеется прилагательное «Αντας» («Αντας Παπι…», т. е. «Папион», или «Папиос Ант»)[61]. Пока не будут обнаружены достоверные следы пребывания антов на юго-востоке, было бы более осторожным придерживаться высказанной мною точки зрения[62]. Гораздо более определенной является граница антов на западе; здесь, по-видимому, она не шла далее Прута и излучины Дуная. Этому, казалось бы, противоречит сообщение Михаила Сирина, утверждающего, что «край их» (антов. — В.М.) был к западу от Дуная[63]. Вряд ли можно безоговорочно принять это свидетельство Михаила Сирина, так как в данном случае речь идет, по-видимому, либо о проникновении антов в глубь земель, заселенных славянами, либо, что вероятнее, имеются в виду не анты, а собственно славяне. Имеется еще одно интересное указание о земле антов. В отразившем древний эпос остготов сказании о начале лангобардов, датируемом V в. и вошедшем в «Историю лангобардов» Павла Диакона и в «Origo gentis Langobardorum», перечисляются земли, через которые проходили лангобарды во время своего передвижения с севера на Дунай: «Golanda, ubi aliquanto tempore commorati dicuntur: post haec Anthaib, Bantaib pari modo et Burgundaib…»[64]. Нет никакого сомнения в том, что «Anthaib» означает «край (или «земля») антов» (aib, eiba — округ, край, земля). «Края антов, венетов, бургундов» — это как раз те земли, которые были хорошо известны готам и из готского эпоса попали к лангобардам. Есть и другая трактовка приведенного отрывка из лангобардской легенды. «Golanda» — это древние галинды, голядь нашей летописи. «Bantaib» или «Wantaib» — край «Want»-ов, вѫт-ов, т. е. вятичей. В «Burgundaib», или «Burguntaib», усматривают не бургундов, а болгар. Но все исследователи сходятся на том, что «Anthaib» — земля или край антов. Объясняя таким образом упоминание о «крае антов» в лангобардской легенде, мы устраняем необходимость помещать антов далеко на запад или заставлять лангобардов совершать свое передвижение на юг по лесам и болотам Восточной Европы[65]. Северная граница антов нам неизвестна, но можно думать, что та часть «бесчисленных племен антов», которая была известна писателям раннего средневековья, вряд ли обитала далеко к северу от лесостепной полосы.
55
В других переводах Иордана анты названы «могущественнейшими из славян». См.:
58
Успенский Ф.И., один из крупнейших византиевистов, в своей «Истории Византийской империи» широко использовал «Стратегикон» и считал не вызывающей никаких сомнений принадлежность его императору Маврикию.
60
Подобное утверждение, хотя и в осторожной форме, имеет место в работе Б.А. Рыбакова «Анты и Киевская Русь» (см. выше). Особенно это явствует из приложенной к его статье карты. В своей работе «Очерки истории Левобережной Украины с древнейших времен до второй половины XIV в.», так же как и в статье «Славяно-русское население Нижнего Дона и Северного Кавказа в X–XIV вв.», опубликованной в «Ученых записках Педагогического института им. А.И. Герцена», т. XI, я также неосновательно придерживался этих взглядов, чем и была вызвана несколько резкая, но в известной степени справедливая критика моих суждений со стороны И.И. Ляпушкина (см. его рецензию на мою статью в «Вестнике древней истории». 1940. Т. I).
62
На этих же позициях стояли Л. Нидерле («Slovanske Starozitnosti». 1924. Sv. IV. S. 79) и М. Грушевский (Киевская Русь. С. 204 и сл.).
63
Chronique de Michel le Syrien. II. P. 361;
65
См.: