Н. Е. Сверчков. Царь Алексей Михайлович с боярами на соколиной охоте близ Москвы
Таким образом, устроенный приказ Тайных дел не мог, очевидно, упустить из своей компетенции, почти полновластной, ведение государственных преступлений и кару за них; но это не было ни его специальным предметом, ни даже главным пунктом его деятельности.
Образ мысли и манера действовать, свойственные Алексею, однако повлияли до такой степени на создание этого органа и на его развитие, что это учреждение не должно было пережить государя. Но расширение личной и абсолютной власти сказалось более прочно в судьбе народных Соборов.
3. Русский парламентаризм
Для того чтобы перестать созывать Соборы, которые на самом деле явились колыбелью новой династии, отец Петра Великого не был в состоянии вдохновиться ни одним из доводов, побудивших в эту же эпоху французских королей прекратить собрания Генеральных штатов. По отношению к государю и его правительству московские парламентарии XVII века подавали всегда пример полной лояльности. С другой стороны, благодаря тому что примирение противоречий скрывалось в самой основе режима, частью которого являлись эти собрания, принцип божественной власти, воплощенной в личности царя, сам по себе не представлял никакого решительного препятствия такому вмешательству. Это определялось логикой вещей. Соборы пережили царствование Алексея, но от первого, в 1548 году, до последнего, в 1693 году, число их созывов является неопределенным, и одно это доказывает, какое небольшое место они занимали в политической жизни страны. Документы как будто указывают на два Собора во время Иоанна Грозного, один во время Василия Шуйского, десять во время Михаила и четыре во все долгое царствование его сына. Но эти цифры оспариваются.
Начиная с 1653 года Алексей стал всячески воздерживаться от этого совещания с общественным мнением просто потому, что не чувствовал в нем надобности. И отодвинутое таким образом на задний план, национальное представительство стушевалось без сопротивления или видимого сожаления, так как оно со своей стороны не чувствовало ровно никакого желания вернуть права, которыми всегда затруднялось воспользоваться, так как их природа, как и их применение, были лишены точного определения и даже юридического основания.
Обращаясь к народу при тяжелых обстоятельствах, московские цари признавали за ним, безусловно, частичную суверенность, но они боялись ее определить, и туманность идей, презрение к юридическим формам, являющееся одною из характерных черт русского ума, позволяли им ограничиться на этот счет областью видимости, демонстраций и фикций, из которых не могло произойти никакое органическое и жизнеспособное учреждение.
Обычная в Соборах процедура сама по себе свидетельствует об этом. Мы не видим там и следа разделения голосов, определяющих принятие решения. Они всегда считались единодушными, и это допускает возможность фиктивного вотирования. Согласие собрания считалось необходимым в известных случаях; как на западе, так и здесь в то время еще не существовало представления о «совещательном голосе». На деле от государя вполне зависело получить это согласие, когда и как ему захочется. А так как совещание теряло, таким образом, всякий интерес, представители такой призрачной власти, конечно, не интересовались ею.
Созывы обыкновенно производились в случае войны, когда нужны были люди и субсидии. Постепенно то уменьшая, то уничтожая совершенно необходимость обращения к этой инстанции, постоянная армия и установление правильного фиска повели к тому, что помощь ее оказалась совершенно бесполезной. А что касается народной массы, то она довольно легко утешилась в этой утрате своего представительства в советах государя, так как этот принцип, как это ни покажется странным, не был здесь никогда популярным.
Одна из народных песен, собранных Рыбниковым [П. Н. Рыбников – русский этнограф], указывает на это. Поляки просят у царя отдать им Смоленск и обещают дать в обмен Китай. Алексей советуется с Собором. Говоря от имени бояр, «астраханский царь» одобряет этот обмен, так как, по его словам, Смоленск польский город. «Эмир Бухарский» говорит от имени купцов то же самое. Одни солдаты, в лице Даниила Милославского, протестуют. В ответ на это царь велит повесить одного из подавших особое мнение и обезглавить другого, после чего отдает храброму воину главное командование над своим войском.