Итак, в дошедшем волынском летописании имеется серия сообщений о походах на ятвягов. Какова историческая ценность этих сообщений, каков их идеологический смысл и политическая направленность? Главная цель этих повествований — восхваление феодально-колониальной политики галицко-волынских князей в литовских землях, подчеркивание ее преемственной связи с политикой Романа Мстиславича, начавшего освоение Ятвягии[140].
Отдается дань и мужеству свободолюбивых и гордых ятвягов, о чем свидетельствуют сообщения: «бысть брань люта» и «падающим же от обоих много»[141]; воеводы ятвягов — люди воинственные, например, Скомонд и Борут — «злаа воиника»[142]. Подобная оценка ятвягов, понятно, лишь повышает доблесть русских князей, которые, «победив горды ятвязе»[143], сумели «наполнити болота ятвяжьская» своим «полком»[144]; а голова «волхва» и «кобника» Скомонда «взотъчена бысть на кол». Таковы нравы русского рыцарства, как и рыцарства всей Европы того времени.
Летопись восхваляет личные подвиги князей — Даниила, Льва, Василька, их воевод и дворских — Андрея, Якова и др. Гибель же «поганых» язычников не вызывает жалости: от руки князя Льва гибнет ятвяжский князь и «изииде душа его со кровью во ад»[145]. Русские войска разоряли ятвяжские земли: «жьжаху домы их и пленяху села их»; «поймавши же имения их», они «ноидоша пленяюще землю и жгуще», а жителей «онех вяжюще, иныя же ис хвороста (т. е. из лесных осек. — В. П.) ведущоу, — сечахуть я»[146].
Тактика русских дружин обнаруживает сходство с тактикой западноевропейских рыцарей: походы проводятся зимой; нападение совершается по возможности неожиданно, чтобы не дать «знаменья» соседним землям[147]; князья избегают сражений в лесных теснинах; они усиливают отряды стрельцов, иногда даже спешивают дружину[148].
Цели ятвяжских походов на Русь также не вызывают сомнений. Литовские земли находились на ранней стадии феодального развития. У всех народов этот этап истории связан с широкими грабительскими набегами. То же видим и здесь: «беда бо бе в земле Володимерьстей от воеванья Литовьскога и ятвяжского»[149]. Это отнюдь не риторика.
Если, забегая вперед, собрать все упоминания Волынской летописи о литовско-ятвяжских походах и набегах на Западную Русь, то получается следующий ареал: Новогородок — Слоним — Волковыйск — Каменец — Дорогичин — Мельник — Берестье — Камен — Небль — Турийск — Комов — Червень — Луцк — Пересопница — Черниговщина[150] — Брянск — Смоленск — Полоцк — Случек — Копыль — Полесье — Турийск-на-Немане. Сюда надо добавить Пинск, Туров, Рай, Охоже, Бусовну, Ухань. В целом обширнейшая территория длительное время страдала от набегов литовских войск (подробнее об этом см. в третьей части настоящей работы), сопровождавшихся не только разорениями, но и угоном населения[151].
Поскольку с Литвой совладать но удалось, вся тяжесть ответных ударов пришлась на ятвягов. Подчиняя их землю, русские князья брали заложников, строили здесь укрепления, собирали дань: после одного из поражений ятвяги «послаша послы своя и дети своя и дань даша и обещевахоуся работе быти ему (князю Даниилу. — В. П.) и городы рубити в земле своей»; представители русской власти собирали с них дань: «черные куны и бело серебро»[152].
Русские князья старались использовать силы одних народов для покорения других; так, например, они водили отряды половцев на ятвягов[153] и на Литву[154]; привлекали на службу и самих ятвягов, вроде Ящелта (Ящела), служившего в дружине князя Даниила[155] или того храброго «Проусина родом», что сражался в полку князя Владимира[156]. Это подчинение соседних земель представляет собой русский вариант крестовых походов, также освященный церковной идеологией. Ятвягия явилась пограничной территорией, где столкнулись интересы немецкой рыцарской агрессии с интересами Польши и Руси, которые старались завладеть важной в военно-политическом отношении землей. Результат этого столкновения известен: ятвяги были истреблены, а большая часть их земли попала под власть Ордена.
Сведения нашей летописи представляют интерес и для характеристики некоторых сторон жизни ятвягов, их общественного и политического строя, а также и для истории русско-прусских отношений. Летопись неоднократно упоминает пруссов, в частности, вармов[157] и бартов[158] (притом она почему-то отличает ятвягов и даже бартов от пруссов[159]). Печальная судьба небольшого мужественного народа, раздавленного соседними феодальными государствами, скупыми штрихами рисуется на страницах нашей летописи.
150
Здесь действовал, «велико убийство творяще», со своим войском Хвал Рюшкович (там же, стб. 840); не случайно Ростислав Михайлович черниговский, правя в Галиче, организовал большой поход («со всими бояры и снузникы») на Литву (там же, стб. 777). И позднее путь из Владимира в Брянск лежал «в земли ратной» (там же, стб. 874).
151
Во время похода на ятвягов русские войска освободили «многи крестьяны от пленения» (ПСРЛ, т. II, стб. 813).