Тактика войск зависела от целей похода. Обычные стычки с Орденом и набеги на Русь, которые преследовали захват добычи и пленных, характеризуются внезапностью. Напав, дружина делилась на отряды; они быстро грабили окрестные населенные пункты, а затем собирались в одном месте, если дело было зимой — грузили добро на сани, строили пленных, помещая их в середину своего войска, и быстро уходили. Так выглядит литовский набег на Торейду[1818]; вероятно, то же произошло, когда дружина Александра Невского разбила одну задругой несколько литовских ратей, не дав им соединиться[1819]. Сани использовались и в битвах, как заграждение, например, в ледовой битве при Карузене, где рыцари были наголову разбиты литовцами[1820]; рыцари mit irre banier sturtzeten dó // in die slitten; des wurden vró//die heiden und stoch en ir orse tót // die brudere ein teil in der not // lagen da geslagen nider. На санях жемайты увозили тела убитых[1821]. Ятвяги тоже имели «колымаги своя, рекше станы»[1822].
И литовцы, и ятвяги умели заманивать противника в теснины и затем наносить ему поражение при отходе: так было разбито русское войско в 1132 г.[1823] Князь Даниил Романович, большой знаток военного дела, учил своих воинов: «о мужи воистии, не весте ли, яко христианом пространство есть крепость, поганым же есть [крепость] теснота»[1824].
В открытых битвах литовцы имели свой строй в три ряда: «седоша в три ряды защиты по своему норову»[1825]; их быстрая конница наводила ужас на немецкое ополчение[1826]. Литовский строй встречается и позднее: в 1436 г. пришел служить русскому правительству один из друцких князей, Иван Баба, «и той изряди свой полк с копьи по литовьскы»[1827]. Войско имело и такие атрибуты, как хоругви: в Chrońicon Dubicense под 1351 г. видим insignia Lithwanorum[1828].
Литовский народ многие десятки лет вел борьбу с агрессией Ордена; он нанес ему тяжелые удары в целом ряде битв: при Шауляй, при Дурбе, при Карузене и др. (см. ниже). Зачастую вместе с литовскими действовали белорусские, украинские и русские войска; например, в битве при Стреве (1348 г.) участвовали отряды из Полоцка, Витебска, Пинска, Берестья и других городов[1829]; многократно отмечены совместные действия литовско-русских войск против прусского и ливонского Орденов.
Современники признавали достоинства и прусских, и литовских вооруженных сил. О пруссах Дюсбург писал, что у них были «мужи испытанные и тонкие в военном дело» (viri experti et subtiles in bello)[1830]; автор Рифмованной хроники постоянно упоминает сильное войско литовцев[1831]. «Воинственных литвинов» знает эстонский народный эпос[1832]. Наконец, и русским былинам хорошо известна «хоробра Литва»[1833].
Войско — важнейший элемент политического строя, государственного аппарата. Оно находилось в распоряжении великого князя, им управляли представители нобилитета, оно служило политическим целям феодального сословия.
Религиозные воззрения. Для более полной характеристики политического строя и лучшего понимания литовско-русских отношений уместно коснуться здесь вопроса о роли языческой идеологии в Литве и причинах ее столь длительного существования. Я не буду входить в детали вопроса о верованиях и обычаях, в чем после работ А. Ф. Мержинского, М. Альсейкайте-Гимбутиене, И. Балыса и других едва ли есть нужда[1834]. Выше уже отмечалось, что литовские (как и прусские) верования и обычаи во всем существенном сходны с древнеславянскими.
Общность литовских и славянских (позднее древнерусских) обычаев восходит к глубокой старине, когда оба народа были языческими и культ природы и предков составлял основу их воззрений.
Древняя Русь опередила Литву, и язычество в ней уходило в прошлое. Как говорил Кирилл Туровский: «уже бо не нарекутся богом стихии, ни солнце, ни огнь, ни источницы, ни древа». Но древние обычаи были живучи, и русский-христианин легко подмечал в Литве XIII в. то, во что верили его собственные деды и прадеды. В Литве существовали зримые остатки тотемизма. Волынский летописец писал, что Миндовг «в лес рощениа въхожаше, в ноу и не смеяше ни розгы оуломити»[1835]. Но остатки подобных воззрений долго жили и в Белоруссии[1836]. Вера в души предков — норма жизни в Литве[1837], но ведь «навье» еще в 1092 г. тревожили покой и полочан. Вера в оборотней в Литве восходит еще к тому далекому времени, когда жители литовской земли назывались (по Геродоту) неврами и были известны греческому историку своей способностью превращаться в волков[1838], но, как писал автор «Слова о полку Игореве». подобным свойством обладал и один из полоцких князей, а волынский летописец привел под 1201 г. предание о том, что и половецкий хан по смерти обратился в рыбу: «рыбою оживило» в Дону.
1824
ПСРД, т. II, стб. 812. Впрочем, эту тактику применяли и русские-войска. Там же, стб. 866.
1834
О сходстве литовской и славянской языческой идеологии см. А. В. Успенская-1, стр. 17.
1838
См. В. В. Латышев. Известия древних писателей, греческих и латинских о Скифии и Кавказе, в. 1, 1893, стр. 41–42. Невры оставили по себе память не только в названии р. Вилии (Нерис), но и самой Жемайтии (Нерома, сирень Жемоить). Ср., впрочем, соображения историков (Е. Воnnell-1, Bd. I, S. 292 и сл.) и филологов о Нерисмаа.