Просмотр известий убеждает в возрастании сил Литвы: при набеге 1200 г. было убито 80 литовцев, а при нападении 1225 г. — уже 2 тыс. из общего числа 7 тыс. воинов. Набеги одиночных отрядов сменяются походами дружин целых групп литовских князей: в 1245 г. литовские «княжици», отступая, «въбегоша» в Торопец, но там их захватил Александр Невский и «княжиць иссече или боле 8»; под Жижцем, разбив еще одну литовскую рать, он «изби избыток княжичь».
Наибольший интерес для внутренней истории Литвы, а также ее политики в отношении Новгорода, Полоцка («Полотьскый князь Товтивил, с ним полочан и Литвы 500» — был после мира 1262 г. союзником Новгорода[279]) и Пскова представляют известия изучаемой летописи под 1263, 1265–1269 гг., которые в сопоставлении с Волынской летописью и немецкой Рифмованной хроникой проливают свет на становление литовской раннефеодальной монархии (см. часть III, § 1).
Литовские события освещены с новгородской точки зрения; их описание сдобрено большой долей церковных рассуждений, смысл которых сводится к тому, что бог покарал «поганую» Литву внутренними смутами, «не терпяше бо господь бог наш зрети на нсчестивыя и поганыя, видя их проливающа кровь христьяньскую акы воду, и ины расточены от них по чюжим землям»[280].
Здесь целесообразно коснуться освещения летописью лишь двух вопросов — влияния литовских событий на судьбы Полоцка и Пскова. Из Волынской летописи мы знаем, что князь Тройнат жемайтский, покончив с Миндовгом (1263 г.), «посла по брата своего по Товтивила до Полотьска» (где тот нашел прибежище, вероятно, по возвращении из чешского похода князя Даниила[281]), сказав: «брате, приеди семо розделиве землю и добыток Миндовъгов». Товтивил приехал, но дележ но ладился, и «нача думати Товтивил, хотя убити Треняту, а Тренята собе думашеть на Тевтивила пак». Дело кончилось тем, что один из полоцких бояр Товтивила («боярин его») «пронесе думу» своего князя, и Тройнат, «попередив», убил соперника[282].
Новгородская летопись дополняет это известие так: «роспревшеся убоици Миндовгови о товар его, убиша добра князя Полотьского Товтивила, а бояри полотьскыя исковаша и просиша у полочан сына Товтивилова убити же; и он вбежа в Новъгород с мужи своими. Тогда Литва посадиша свой князь в Полотьске; а полочан пустиша, которых изъимали с княземь их, а мир взяша»[283]. Не касаясь здесь вопроса о феодальной природе литовских князей, имеющих в наследственной собственности «землю и добыток», окруженных своими боярами и мужами, обращаю внимание лишь на те пути, которыми шла Полоцкая земля под власть Литвы. Это не добровольное соединение двух народов, о котором столько писали дворянско-буржуазные историки, а соглашение литовского князя с полоцкими боярами, действующими от имени полочан. Литва не захватывает город с боем. Литовские власти Тройната «просиша» у полочан выдать соперника, а когда тот бежал (полочане его, видимо, не держали), то «посадиша» здесь своего ставленника, притом, конечно, с согласия полоцких бояр, которых не оставили заложниками, а «пустиша» и вообще с Полоцком «мир взяша». Суздальские князья понимали, что Полоцк уходит из их рук и даже предполагали в 1268 г. провести поход на Литву или на Полоцк, но борьба с Орденом оказалась делом более первоочередным[284].
Литовские события затронули и Псков. Из Волынской летописи мы узнаем о княжении Войшелка и разгроме им своих противников, среди которых был и нальшенайский князь Довмонт[285]. В Новгородской летописи личность крещенного в православие Войшелка идеализирована в церковно-слащавом духе и сказано, наконец (под 1265 г.), что он «съвкупи около себе вой отца своего и приятели, помоливъся кресту честному, шед на поганую Литву, и победи я, и стоя на землих их все лето»[286].
Вот тогда «вбегоша в Пльсков» князь Довмонт и «300 Литвы с женами и детми», где они были крещены князем Святославом и псковичами. Новгородцы хотели было их «исещи», но князь Ярослав Ярославич не дал им этого сделать[287], а на следующий год псковичи «посадиша» у себя князя Довмонта литовского. Он был независим от Литвы, против которой воевал; он был независим и от низовских (тверских) князей. Поэтому понятно желание князя Ярослава исправить оплошность и прогнать из Пскова литовского князя, хотя и принявшего крещение. Но на этот раз уже новгородские бояре помешали князю, который пришел с низовскими полками. Бояре надеялись найти в Довмонте союзника против притязания самих суздальских князей и не ошиблись. Довмонт не только успешно отбивал натиск Литвы и Ордена, предводительствуя псковскими и новгородскими полками (1266, 1267, 1268, 1298 гг.)[288], но и помогал Новгороду отражать притязания тверских князей. Отношения у него с этими князьями были едва ли хорошими, и можно думать, что в 1270 г. Довмонту приходилось покидать Псков, судя по известию Новгородской летописи, что Ярослав Ярославич «пльсковичем даст князя Аигуста»[289]. Аигуст (Август) — тоже, видимо, литовец. Знаменательно, что русские великие князья соглашаются ставить своими вассалами литовских князей, позднее эти князья будут ставиться местным вечем (т. е. прежде всего боярством), в согласии с литовскими великими князьями.