По списку Красинского литовский «Летописец» оканчивается временем Тройдена; по Археологическому списку история продолжается далее, держась канвы старой новогородской «Литовской летописи». Ссора Миндовга с Довмонтом перенесена на Наримунта и Довмонта, «сыновей» Тройдена; второй «понял» жену первого и должен был бежать в Псков, где «мужи псковичи, видевши его мужа честна и разумна и узяли его собе государем». Появляется здесь и Войшелк, но под именем Римонта — Лаврыша — Василия. Он тоже «сын» Тройдена, и мстит за смерть отца, которого убили «шесть мужиков», подосланных Довмонтом на пути «злазни». Лаврыш разбил войско Довмонта «и город Полтеск взял»[393]. Сам он ушел в монастырь, а власть передал мудрому мужу, своему маршалку Витеню «зрожаю а с поколеня Колюмнов, з ыменя держаного в Жомоити, реченаго Айракгола».
Так начала княжить династия Колюмнов — славная династия Гедимина. О делах Витеня составитель не был осведомлен (новогородская летопись кончалась временем Тройдена) и почему-то ничего о нем не сочинил, а перешел сразу к Гедимину. Этот князь победил рыцарей и освободил Жемайтию; он присоединил к своей державе города Владимир и Луцк, а «князи и бояре волынскии били челом» ему, «абыв них пановал»[394]; разбил он и киевского князя, а горожане «змовившис одномысленне, поддалис» Гедимину[395]. Та же участь постигла Вышгород, Черкасы, Канев, Путивль, Слепород, Переяславль. Этот князь перенес литовскую столицу сперва в Троки, а затем в Вильно.
Такова первая часть «Летописца». Бесспорно одно, что она не может служить источником по истории Литвы избранного нами периода. Она должна изучаться в рамках истории общественно-политической мысли XVI в. Это становится особенно очевидным, если для сравнения обратиться к русским летописным сводам середины XVI в., в частности, к Воскресенской летописи, которая основана на своде 1479 г. и, может быть, других более поздних (1493, 1526 гг.) московских сводах[396], а также вобрала в себя и историко-публицистические памфлеты, служившие политическим целям русского правительства в его взаимоотношениях с Литвой. В списках XVI в. известны так называемые «Родословия (или Родословцы) великих князей Литовских», на основе которых возникло и «Начало государей Литовских», вошедшее в общерусский свод (Воскресенская летопись)[397].
В нашу задачу не входит изучение этих памятников, которых мы коснемся лишь для того, чтобы отвести их в качестве нашего источника и одновременно отметить, что именно в XVI в. древняя история Литвы стала объектом острейшей идеологической борьбы в историографии. Насколько можно судить, русские книжники по-разному решали свою задачу. Одни поступили просто: взяли первую редакцию литовского «Летописца» и снабдили ее кратким введением — родословием, из которого явствовало, что сам Гедимин происходил из рода князя Владимира Святославича, а именно: у правнука киевского князя по имени Всеслав Брячиславич был сын Рогволод, а у того — Ростислав. От Ростислава по нисходящей следовали князья: Давил — Вид («его же люди Волъком звали») — Троен — Видень, от которого и родился Гедимин. Такой вариант истории Литвы представляет собой «Родство великих князей Литовских»[398]. Это, так сказать, проба пера.
Политическая борьба требовала «исторических» аргументов. Появился вариант, отраженный в «Родословии великих князей литовского княжества»[399]. Вопросы перед составителями русских документов стояли те же, что и перед их литовскими коллегами. О происхождении литовской династии сочинили следующее. По нашествии Батыя «некий князець» из «рода смоленских князей» по имени Витянец «избежал от плена». Попав в Жемайтию, он женился на дочери «некоего бортника»; он «убиен быс громом», а жену его «поят» раб его «конюшенець» Гегименик, т. е. Гедимин[400]. Так решили вопрос о происхождении династии Гедимина. Ни о римских, ни о других благородных ее корнях не могло быть и речи.
Вопрос об ее исторических правах на русские земли также не вызвал трудностей при решении. Здесь даже не стали апеллировать к древним летописям, а высказали утверждение, что великий князь московский Юрий Данилович, видя запустение земли от разорения татар, «начат розсылати по градом и местом», собирать народ. Тогда он и «посла» Гедиминика «на Волоскую землю и на Киевскую и об сю страну Менска» с целью «наполняти плененыя [и спаленныя] грады и веси, а у ставших имати дани царские». На этом деле Гедиминик, который, вообще говоря, «бе муж храбр зело и велика разума», разбогател, собрал много людей «и начат владети многими землями и назвася от них князь велики Гедиман литовский первый»; в конце скороговоркой пояснялось, что это произошло «великих князей руских несогласием ибо и междусобными бранми князей руских»[401].
396
См. Д. С. Лихачев-1 стр. 472–474; В. В. Лаптeв-1, стр. 165–239; ср. С. А. Левинa-1, стр. 375–379; ср. С. А. Левина-2, стр. 689–705.
399
Там же, стб. 413–416, ср. стб. 589–592. Трудно сказать, чем руководствовались А. А. Шахматов и С. А. Пташицкий, помещая вразброс в томе литовско-русских летописей антилитовские памфлеты.
400
ПСРЛ, т. XVII, стб. 413. Аналогичные домыслы о происхождении Гедимина, с политической целью — скомпрометировать род Ягеллонов, находим и в сочинениях хронистов немецкого Ордена — мемориале начала XV в. (см. К. Chodynicki-3, str. 389 и сл.; ср. также К. Chodynicki-7, str. 173–190).