Но под юридическим покровом личной свободы у пруссов уже существовала владевшая земельной собственностью знать, и возникли ранние формы зависимости менее состоятельных, земельных собственников от более зажиточных, нередко становящихся мелкими, а подчас и крупными вотчинниками-феодалами. Выше мы приводили сведения о тех земельных пожалованиях, которые были сделаны епископу двумя знатными пруссами, говорили мы и о некоторых, разрушенных Орденом, замках прусских нобилей[495]. Все эти факты не должны вызывать удивления: в условиях, когда земля является объектом купли-продажи, имущественное неравенство экономически неизбежно.
С особой ясностью оно выступило в источниках тогда, когда новое восстание (1260–1283 гг.) потрясло власть Ордена и благосостояние его приспешников из прусской знати. Стремясь привлечь на свою сторону прусский нобилитет, Орден, лишая пруссов свободы, одновременно подтверждает права и жалует землями верных ему нобилей, которые искали в Кенигсберге, Эльблонге, Христбурге и других немецких замках спасения от восставших. Орден оформлял эти пожалования на. основе прусского (реже — кульмского или иного) права.
Вторая часть договора, трактующая вопрос об отказе пруссов от языческих обычаев и верований и принятии ими христианских церковных обрядов, чрезвычайно интересна для познания идеологии феодализирующегося общества, а также и территориальной структуры прусских областей. Рассмотрим относящиеся к этой теме статьи Христбургского договора; они имеют особую ценность потому, что внесены в текст рыцарями — очевидцами жизни пруссов (в частности, Помезании, бывшей под властью Ордена в 1236–1242 гг.).
1) О похоронных обрядах. В соответствующей статье (II, ст. 1) содержится обязательство пруссов, что они «не будут сохранять [обычаев] сжигания мертвых или их захоронения [вместе] с конями или людьми, или с оружием и платьем, или с какими-либо другими драгоценными вещами, или по каким-либо другим [обрядам], не будут сохранять родовых [племенных простонародных] обычаев (ritus gentilium), но своих мертвых будут хоронить по христианскому обычаю на кладбищах, а не вне их». Следовательно, у пруссов существовал обычай и сожжения, и захоронения мертвых; это находит полное подтверждение и в археологическом, и в этнографическом литовском и прусском материале[496].
В договоре идет речь об отказе от старинных обычаев, которые проиллюстрированы примерами из жизни нобилитета: именно его представителей могли хоронить вместе с конями, рабами (ибо только их могли убивать по смерти господина), с оружием, дорогим платьем и различными драгоценными вещами[497]. Но поскольку использование труда патриархальных рабов присуще в этот период не одним нобилям, а свободным вообще, то статья эта относится и ко всей массе пруссов.
Что договор верно отражает существование имущественного и социального неравенства у пруссов, легко установить, сравнив его с сообщением «Хроники прусской земли», законченной немецким хронистом Петром Дюсбургом в 1326 г. В особом разделе этой хроники, составленном на основе свидетельств крестоносцев — участников походов[498] и озаглавленном «Об идолопоклонстве, обрядах и нравах пруссов», он сообщал, что пруссы «верили в воскресение плоти, но все-таки не так, как следовало бы. Они верили, что если кто-нибудь в этой жизни был знатным (nobilis) или незнатным (ignobilis), богатым (dives) или бедным (pauper), могущественным (potens) или слабым (impotens), таким же он будет после воскрешения в будущей жизни. Отсюда происходит то, что вместе со знатными (nobilibus) умершими сжигались оружие, кони, рабы и служанки (servi et ancille), одежда, охотничьи собаки, хищные птицы — и все остальное, что имеет отношение к военной службе (ad miliciam). C людьми же незнатными (ignobilibus) сжигали то, что имело отношение к их обязанностям (ad officium suum)»[499]. Итак, имущественное неравенство у пруссов существовало настолько давно, что получило отражение и в их идеологии. Примечательно и то, что знать занимает руководящее положение в войске; отсюда — упоминание ее «военной службы», с одной стороны, и «обязанностей» людей незнатных — с другой.
2) Об идолах. Язычество пруссов не было примитивным, оно прошло в своем развитии долгий путь, первые известия о котором восходят, как мы видели, еще к Тациту. Согласно статье (II, ст. 2), говорящей об отмене идолопоклонства, пруссы обещали, что не будут делать возлияний идолу Курхе — ежегодный обычай, связанный с окончанием сбора урожая[500], — а также не будут почитать и других богов, «которые не создали неба и земли». Упоминание о других богах — не случайность. Согласно Дюсбургу, пруссы «чтили вместо бога всякие творения [явления], как, например, солнце, луну, звезды, гром, пернатых и даже четвероногих животных, вплоть до жабы. Имели они также священные рощи, поля и воды, так что в них они не осмеливались ни рубить [деревья], ни обрабатывать поля, ни ловить рыбу».
496
См. П. 3. Куликаускас-5, стр. 36–46; П. 3. Куликаускас-4, стр. 92–107; ср. Ф. Д. Гуревич-4, стр. 13–22.