Каковы бы ни были возникающие в связи с этим теоретические трудности, отсылка к гомосексуальности, сама по себе в принципе вполне законная, предстает в этом отчете как систематически осуществляемое внутри терапевтического курса доктринальное наставление, что заставляет нас задуматься над вопросом о направлении лечения в целом. Мы прекрасно видим, в какой степени подобное наставление может оказаться практически эффективным, но разве не ясно также, что в отношении способа психоаналитического вмешательства в лечении невротического больного здесь был сделан определенный выбор. Ведь, насколько нам известно, то специфическое отношение субъекта к себе самому, к миру и к собственному существованию в мире, которое называется у нас неврозом навязчивых состояний, куда сложнее либидинальной привязанности к субъекту своего пола, на каком бы уровне ни оказалась эта привязанность артикулирована.
Хорошо известно, какое важное значение придается у Фрейда, начиная с первых описанных им случаев, влечению куничтожению, разрушению — влечению, направленному против ближнего, себе подобного и обращенному, как раз по этой причине, на самого субъекта. Также хорошо известно, какое множество других элементов оказывается здесь затронуто. Я имею в виду элементы регрессии, той произошедшей в ходе либидинального развития фиксации, которая далеко не так проста, как пытаются нам доказать на примере пресловутой связи садистского и анального — связи, которая мало того, что не проста, но так до сих пор и не прояснена до конца.
Короче говоря, тот факт, что подобное направление лечения приносит все-таки свои плоды, следует осмыслить в перспективе более широкого представления о том, что же именно в процессе лечения происходит. Я не утверждаю, что сказанного мною в этом отношении вполне достаточно, но оно позволяет, по крайней мере, упорядочить те регистры, в которых происходящее можно было бы на самом деле рассматривать. Здесь, в точке (SO«), располагается для нас то, что является, в сущности, одной из деталей экономического устроения одержимого неврозом навязчивости субъекта, — та роль, которую играет для него в определенный момент идентификация с другим — другим, представляющим собой маленькое а, другим воображаемым. Это один из способов, которым субъекту удается, худо-бедно, добиться в экономии своего невроза некоторого равновесия.
Потакать в этом субъекту, дать добро на постоянно проявляющуюся в истории больного неврозом навязчивости связь с другим как инстанцией, с которой он, как невротик, в случае с нашим автором себя идентифицирует, на которую он, словно в некоем сне, опирается, санкционировать этот механизм, представляющий собоймеханизм защиты, который встраивается субъектом, чтобы уравновесить неустойчивость своих отношений с желанием большого Другого, — да, это может определенный терапевтический эффект дать, но эффект этот, увы, будет далеко не единственным.
Следя за работами нашего автора, мы убеждаемся, что пациентов своих он все более ориентирует в направлении, где главное значение приобретает то, что он называет занятой по отношению к объекту дистанцией, и что сводится, в конечном счете, к выработке фантазма, фантазма фаллоса — причем не просто фаллоса, а фаллосах, являющегося частью воображаемого тела самого аналитика. Воображаемая опора на себе подобного, на гомосексуального другого, воплощается, материализуется в опыте, который подается нам как сравнимый с опытом католического причастия, с поглощением облатки.
Фантазм развивается здесь на наших глазах все в том же, прежнем направлении, но заходит в своем развитии куда дальше. Результаты развития налицо. То, о чем идет речь, легко прослеживается на нашей схеме. Связь, выраженная формулой (ЗОй) и имеющая место на уровне фантазма, то есть того первоначального фан-тазматического образования, которое позволило субъекту по отношению к своему желанию как-то устроиться и сориентироваться, переходит на уровень ответа на требование, то есть послания, сообщения. Не случайно появляется в наблюдениях над больным на этом этапе образ благожелательный, доброй матери, что дает автору повод говорить о создании детской формы женского сверх-Я. Санкционируя на уровне означаемого Другого, s(A), это выработанное субъектом фантазматическое построение, мы сводим всю сложность возникших у субъекта образований, именуемых в совокупности желанием, к требованию — требованию, артикулируемому напрямую в отношениях между субъектом и аналитиком.