Как бы то ни было, мы видим, что слово, которое, как я сказал уже, перемещено было в данном случае в контур вытесненного, вовсе не имело во времена Генриха Гейне значения, тождественного тому, которое оно имеет у нас. На самом деле, уже сам факт, что термин фамильный, familial, не только не использовался тогда в том контексте, в котором мы пользуемся им сейчас, но и не существовал вовсе, вполне достаточно, чтобы ось означающей функции, связанной с термином famille, семья, несколько сместить. Нюансом этим в данных обстоятельствах пренебрегать не следует.
Именно в силу такого пренебрежения и рождается у нас иллюзия, будто мы понимаем древние тексты именно так, как понимали их современники. Более чем вероятно, однако, что наивное чтение Гомера подлинному его смыслу нимало не соответствует. Не случайно, разумеется, есть люди, целиком посвящающие себя исчерпывающему изучению словаря Гомера в надежде хотя бы приблизительно восстановить измерение значения, о котором в поэмах этих идет речь. И все же эти последние свой смысл сохраняют, хотя изрядная часть того, что неподобающе называют "духовным миром", и что на самом деле является миром значений гомеровских героев, скорее всего от нас полностью ускользает, да, вероятно, и Должно более или менее безнадежно от нас ускользать. Само расстояние между означающим и означаемым наводит на мысль, что сочетаниям достаточно искусным, которые как раз поэзию и характеризуют, правдоподобный смысл можно будет придать всегда, вплоть до скончания века.
По-моему, я вкратце упомянул обо всем, что можно было о явлении создания остроты в ее собственном регистре сказать. И это, пожалуй, позволяет нам поближе присмотреться к предложенной нами формуле для забвения имени — формуле, о которой говорил я вам на прошлой неделе.
Что такое забвение имени? В данном случае субъект ставит перед Другим, и самому Другому в качестве Другого, вопрос: "Кто написал фреску в Орвъето?" И ответа не получает.
В связи с этим я хочу пояснить вам, почему мне так важно подыскать для вас правильную формулировку. Исходя из того, что субъект, как показывает анализ, не может вспомнить имя мастера из Орвьето лишь потому, что ему не хватает элемента Синьор, вы можете подумать, что именно Синьор и оказался забытым. Это не так. Он ищет в памяти не Signor, aСиньорелли, и забытым оказалось именно это последнее. Синьор — это лишь вытесненный означающий остаток чего-то такого, что происходит на месте, гдеСмиь-орелли больше не оказывается.
Обратите внимание на строгость предложенной мною формулировки. Вспомнить Синьор и вспомнить Синьорелли — это две абсолютно разные вещи. С момента, когда Синьорелли стало для вас личным именем художника, о слове Синьор вы больше не думаете. Если Синьор внутри Синьорелли оказался выделен, то произошло это в силу присущего метафоре разлагающего воздействия и лишь постольку, поскольку имя оказалось вовлеченным в метафорическую игру, которая к его забвению и привела.
Анализ позволяет нам восстановить связь элемента Синьор со словом Герр, господин, — связь, возникшую в метафорическом творении, ориентированном на смысл, лежащий по ту сторону слова Герр, смысл, который приняло это слово во время разговора Фрейда с человеком, сопровождавшим его в поездке к бухте Каттаро. Гер/) стал символом того, перед чем искусство врача оказывается бессильно, символом верховного господина, то есть недуга, от которого врач исцелить не может (пациент, несмотря на лечение, кончает жизнь самоубийством), в конечном же счете, смерти и бессилия, которое угрожает лично ему, Фрейду. Именно в акте созданияметафоры и произошел распад слова Синьорелли, позволивший элементу Синьор переместиться в какое-то другое место. Не следует поэтому утверждать, будто забыт Синьор — забыт на самом деле Синьорелли. Синьор, — это то, что мы обнаруживаем на уровне метафорического отброса в качестве вытесненного. Синьор вытеснен, а не забыт. Он не был забыт, потому что до этого просто не существовал.
Слово Signorelltсмогло разбиться на фрагменты, выделив из себя элемент Signor, столь легко исключительно потому, что принадлежит языку, который для Фрейда был иностранным. Как это ни поразительно, но — если вы хоть немного знакомы с иностранными языками, вам нетрудно будет в этом убедиться самим, — составляющие элементы означающего в чужом языке различить бывает гораздо проще, чем в своем собственном. Приступив к изучению языка, вы сразу начинаете замечать, как одни слова слагаются из других — то, на что в своем обычно не обращаете внимания. Вы не осмысляете слова собственного языка, разлагая их на корень и суффикс, в то время как прт изучении иностранного языка вы совершенно спонтанно так именно и поступаете. И менно поэтому иностранное слово гораздо проще поддается разбиению на отдельные, допускающие независимое использование означающие элементы, нежели какое бы то ни было слово в родном языке. Обстоятельство это, разумеется, привходящее, и в процесс с таким же успехом могут быть вовлечены и слова собственного языка, но Фрейд начал все-таки со случая, когда забыто оказалось имя на чужом языке, так как именно подобный пример был особенно доступен и показателен.