Мышление всегда норовит сделать субъектом того, кто в дискурсе на себя в качестве такового указывает. Напомню вам, что этому термину противостоит другой. Это противостояние того, что я назвал бы сказыванием настоящего (ledireduprésent), с одной стороны, и настоящего сказывания (leprésentdudire), с другой.
Это смахивает на игру слов, но таковой отнюдь не является.
Оказывание настоящего отсылает нас к тому, что в дискурсе выступает какя. С помощью ряда служебных частей речи, вроде здесь, теперь и других слов, табуированных нашим психоаналитическим словарем, оно дает возможность засечь в дискурсе присутствие говорящего, засечь говорящего в момент выступления его в качестве говорящего, на уровне сообщения.
Малейшего опыта общения с языком достаточно, чтобы увидеть, что настоящее сказывания, то есть то, что в настоящий момент в Дискурсе налицо, представляет собой нечто совершенно иное. Настоящее сказывания может прочитываться в самых различных мо-Дусах и регистрах, оно не связано, в принципе, с настоящим, обозначенным в дискурсе в качестве настоящего того, кто является его — юсителем, — с настоящим, которое является величиной перемен-îohи для которого слова имеют значение лишь служебное. Место-
имение я значит ничуть не больше, чем местоимения здесь и теперь. Доказательством тому служит тот факт, что когда вы, мой собеседник, толкуете мне о здесь и теперь, вы имеете в виду не тездесъ птеперь, о которых говорю я. В любом случае ваше л безусловно не то же самое, что я мое.
Я сейчас проиллюстрирую вам, что такое настоящее сказыва-ния, на примере одной остроты — самой краткой из всех, мне известных. Одновременно она познакомит нас с другим измерением остроты, которое не является измерением метафорическим.
Метафорическое измерение соответствует сгущению. Что касается смещения, о котором я говорил только что, то ему соответствует измерение метонимическое. Если я не завел речь об этом измерении раньше, то лишь потому, что заметить его гораздо труднее. Острота, которую я хотел привести, особенно хороша тем, что дает вам его почувствовать.
Метонимическое измерение, поскольку оно может войти в остроту, задействует игру употреблением слова в различных контекстах. Оно заявляет о себе, ассоциируя между собой элементы, уже хранящиеся в сокровищнице метонимий. В двух различных контекстах слово может вступить в совершенно различные связи, приобретая в итоге два совершенно различных смысла. Придавая ему в одном контексте смысл, который оно имеет в другом, мы оказываемся в метонимическом измерении.
Я приведу вам классический пример в форме остроты, которую дам вам время обдумать самостоятельно.
Генрих Гейне беседует в светском салоне с поэтом Фредериком Сулье, который при виде толпы, окружившей одно значительное в туэпоху лицо, чья одежда блистала золотым шитьем, замечает: "Как видите, мой друг, культ золотого тельца еще жив!" На что Гейне, взглянув на это лицо, отвечает: "Знаешь, для тельца он, похоже, будет несколько староват'."
Вот пример остроты метонимической. Подробно я разберу ее в следующий раз, но вы уже сейчас можете отметить для себя, что остротой эта реплика является потому и только потому, что слово телец фигурирует в разговоре в двух различных метонимических контекстах. Восприняв реплику в ее буквальном смысле, который состоит в том, что упомянутое лицо — самая настоящая скотина, мы к значению остроты вовсе ничего не добавим. Как ни странно, но острота имеет здесь место лишь потому, что в двух следующих друг за другом репликах слово телец использовано в двух различных контекстах.
То, что острота реализуется на уровне игры означающих, я могу продемонстрировать на примере наикратчайшем.
Одну молодую девушку, получившую, надо признать, качественное и настоящее воспитание, состоящее в том, чтобы не употреблять грубых слов, но их знать, некий дамский угодник приглашает на первую в ее жизни surpriseparty. Танцуя с ней — кстати сказать, скверно — он прерывает долгое и утомительное молчание словами: "Vousavezvu, mademoiselle, quejesuiscomte. (Вы видите, мадемуазель, что я граф}.'" — "AV." — без обиняков отвечает девушка.'
Это история не из тех, что можно прочесть в маленьких специальных сборниках. Не исключено, что кое-кто из вас слышал ее из уст самой девушки, которая, надо сказать, была ею весьма довольна. Тем не менее история эта носит характер чрезвычайно показательный., являя собой идеальное воплощение того, что названо мною настоящим скалывания. Никакого я здесь нет, я не называет себя. Ничто не_обнаруживает настоящее сказывания как нечто, противоположное сказыванию настоящего, лучше, нежели восклицание в чистом виде. Восклицание — это чистейший образец того, как дискурс присутствует в настоящем притом, что носитель его собственное свое настоящее полностью из него устраняет. Его настоящее целиком претворяется, если можно так выразиться, в настоящее дискурса.