П.П. Муратов возвращался в Италию много раз, итальянская культура легла в основу его мировидения. Особую привязанность он питал к Риму. Рим был и остается для всей европейской культуры колыбелью, истоком, к которому человечество будет возвращаться вновь и вновь. И есть одно чувство, которое объединяет всех, кто хотя бы раз побывал в вечном городе — это «чувство Рима». «Рим не такой город, как все другие города. У Рима есть очарование, которое трудно определить и которое принадлежит только ему одному, Испытавшие силу этого очарования понимают друг друга с полуслова, для другого это загадка» — эти слова принадлежат замечательному французскому мыслителю и писателю Ж.Ж. Амперу, но вслед за автором «Образов Италии» их готов повторить каждый, кто уже побывал в Риме. П.П. Муратов обладал удивительным чутьем истории, он был словно камертон, чутко улавливавший движения и суть событий. Он писал об исторических событиях, словно разглядывая «узоры прошедших здесь разнообразных судеб и индивидуальностей». Сила и подлинность очарования Рима, которая ощущается и на Пьяцца ди Спанья, и на Римском Форуме, и на Аппиевой дороге, и в Станцах Рафаэля в подлинной мере ощущается на каждом шагу, который мы совершаем вместе с автором «Образов Италии».
П.П. Муратов не рассматривал историю и историю искусства как некое поступательное движение. Ни история, ни искусство не укладывалось для него в какие-либо схемы. Он осознавал каждое событие и каждое произведение искусства как факт, который нуждается в осознании и понимании. И ему дано было это счастье осознавать, понимать, любить и наслаждаться. Возможно, именно поэтому так притягивает к себе его книга, в эпилоге к которой он пишет: Увидеть снова Италию — для скольких не сбылось и не сбудется это желание! Для скольких, однако, запечатлелись в образах Италии все образы божества, природы и человека».
«Образы Италии» приобщили к познанию Италии многие поколения. «Не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души, живая страница нашей жизни, биение сердца, взволнованного великим и малым, такова Италия, и в этом ничто не может сравниться с ней» — так писал Муратов о любимой стране, каждое путешествие в Италию придавало ему новые душевные силы, возрождало новые способности, умножало новые желания. «Мы возвращаемся из Италии с новым мироощущением слиянности начал и концов, единства истории и современности, неразрывности личного и всемирного, правды вечного круговорота вещей, более древней правды, чем скудная идея прогресса…» — такими словами заканчивает автор свою восхитительную книгу, которую мы воспроизводим в своем издании.
Более чем две тысячи репродукций, сопровождающих текст «Образов Италии» П.П. Муратова, помогут узнать, понять и полюбить Италию и совершить это великое путешествие во времени и пространстве, которое в «недрах нашего существа, в глубинах души очерчивает свой блистательный круг».
TОМ I
ВЕНЕЦИЯ
ЛЕТЕЙСКИЕ ВОДЫ
Есть две Венеции. Одна — эта та, которая до сих пор что-то празднует, до сих пор шумит, улыбается и лениво тратит досуг на площади Марка, на Пьяцетте и на набережной Скьявони. С этой Венецией соединены голуби, приливы иностранцев, столики перед кафе Флориана, лавки с изделиями из блестящего стекла. Круглый год, кроме двух-трех зимних месяцев, здесь идет неугомонно-праздная жизнь, такая праздная, какой нет нигде. Надо только видеть движение человеческих волн утром на мосту делла Палья, надо слышать легкий шум разноязычного говора и легкий шорох шагов по мраморным плитам! Но вот часы указывают полдень. Пора идти вместе с толпой на площадь, смотреть, как на torre dell'Orologio{1} бронзовые люди бьют в колокол. Это один из обрядов венецианской праздности, и, кто исполнил его, тот может с чистым сердцем радоваться своей свободе от всех земных дел. Остается ехать куда-то в гондоле, или сидеть вместе со стариками под аркадами дворца дожей, или зайти в Сан Марко и рассеянно смотреть на мозаики, на древние полы, на группы разнообразных, все новых и новых людей. А там наступает и вечер. Зажигаются огни, голуби ложатся спать, Флориан и Квадри выдвигают столики на площадь. Газетчики пробегают под Прокурациями. Во всех окнах бусы, зеркальца, стекло — те наивные блестящие вещи, которые никому не пришло бы в голову продавать или покупать где-нибудь, кроме Венеции. Играет музыка, толпа журчит, журчит рекой по каменным плитам. Храм Марка мерцает цветными отблесками, и небо над головой, — синее небо итальянского вечера. Так летит здесь время, точно дитя, без забот и без мыслей.