Очередной замах, и Нэраи встретилась взглядом с Жоршеном. Почему-то плеть в этот момент опускалась так медленно, и пока длился этот полет они с «братом» безотрывно глядели друг другу в глаза. Что она там увидела такого, что вся ее ярость и ненависть испарились, будто их никогда и не было? Пожар, бушевавший у нее в груди во время экзекуции этого юноши, теперь стремительно покрывался коркой льда. Как она может это делать? Нэрри с ужасом и отвращением смотрела на его истерзанную плоть: куски кожи с плеч и груди свисали неровными краями, перемешиваясь с такими же кусками одежды, и залитые кровью они не могли быть отличимы друг от друга. Что она творит?! Теперь она не лучше его! Но рука по инерции снова зашла на новый круг хлестких ударов. Жорш только вздрогнул, а девочка не могла оторваться от его глаз. Нэраи была себе противна, и в то же время она понимала, что жажду этого мщения всей душой! Как такое может быть?
Но во взгляде «брата» было столько понимания, столько обреченного повиновения, что Нэраи невольно испытала к нему жалость. Сейчас, именно в этот момент, они были одним целым, они лучше всего могли понять друг друга. Его карие глаза выражали неимоверную тоску, Нэрри, продолжая свое жуткое дело, теперь не осознавала где она, только видела его глаза, только был между нами этот безмолвный диалог. Нет! Она не могла ему всего простить, но понять… она же сейчас была на его месте! Если бы Нэраи отказалась исполнять это, что бы с ней сделали? А если бы отказался он?
Когда его глаза закатились, не в силах удерживать сознания, а из горла послышался отчаянный хрип, Гарэд сказал: «Довольно!», и отобрал у девочки плеть. Нэраи всю трясло, воздух отрывисто вырывался из легких, издавая странные звуки. Отчим взял ее за запястья и медленно отвел в убогий уголок. Девочка, находясь в полнейшей прострации, почти и не заметила, как веревки вновь опутали ее конечности.
Мужчина же подошел к своему сыну и начал деловито осматривать его, проверяя нанесенные раны и заглядывая под веки. Он похлопал Жорша по щекам, и тот слабо застонал, потом рывком подался вперед, резко открывая глаза.
– Молодец, мой мальчик, молодец! Хорошо усвоил урок, – усмехнулся отчим. – Я приду за тобой завтра, так что у тебя будет время поразмыслить о своем поступке.
Он поднялся и, подойдя к единственному факелу, вынул его из скобы. Нэраи удивилась, как сразу у Жоршена изменилось лицо: такое отрешенное и принимающее покарание болью, оно сейчас было искажено в смертельном ужасе.
– Прошу, отец, прошу! Не надо! Отец, умоляю! Я больше так не буду! – сдавленно взмолился юноша, и по его лицу в первый раз покатились слезы. – Умоляю, только не это! Нееет… – взвыл он, изгибаясь в оковах и силясь встать.
– Ты так и не поборол этого страха, – недовольно покачал головой Гарэд. – Предстоит тебе и этот урок усвоить сегодня. Слабости недопустимы!
С этими словами он скрылся за дверью, оставив детей в полнейшей темноте. Нэрри вздрогнула и закрыла руками уши, когда Жоршен неистово закричал и стал биться об стену, гремя цепями и раз за разом умоляя отца оставить свет. Потом он затих, и только судорожные задыхающиеся вздохи девочка могла разобрать в камере. Но не прошло и минуты, как юноша с новой силой и страстью громким ломающимся голосом обратился к ней:
– Нэр, поговори со мной! Умоляю, Нэр! Эта тьма, тишина… не молчи! Есть здесь кто-либо?! НЭР!!!!
– Я здесь, – тихо ответила она, чтобы больше не слышать его причитаний. Пусть он замолчит! Это невыносимо!
– Нэр, Нэр, ты здесь! Поговори со мной! Нэр! – отчаянный голос «брата» ударил ее в самое сердце.
Она кукла! А вдруг это еще одно такое испытание! Она кукла! Надо его должным образом выдержать! Но ведь был момент, когда Нэраи так явственно почувствовала родство между ними. Так имеет ли она право оставить его сейчас в такой жалком состоянии? Ведь это ее вина! Воспоминание о причиненных юноше страданиях отдались сладкой мукой в груди. Нэраи ненавидела себя за это! Она ведь всегда готовилась стать целителем! И чтобы на это сказала мама? Любой ценой… она так сказала…