— Хорошо, что мы на вашей стороне, — сказала я. — Не хотелось бы держаться полоумного Генриха и жестокой Маргариты.
— Это было бы ошибкой, поскольку мы победители, и, как только люди поймут, что Эдуард за король, они не захотят никого другого.
— Иногда люди не способны судить, что для них лучше, иногда им приходится принимать того короля, который есть.
— Это верно, и мой брат с твоим отцом позаботятся, чтобы они приняли того, который есть.
— До чего волнующе. Понимаю, почему ты стремишься в совершенстве овладеть воинским искусством. Оно потребуется тебе, если придется сражаться на стороне брата.
Ричард улыбнулся. Я высказала то, что у него было на уме.
Перечисляя сражения, он воодушевился. Сент-Олбанс, Блор, Хит, Нортхемптон. Упоминание об Уэйкфилде погрузило его в гнев и печаль. Я осмелилась взять Ричарда за руку, так как поняла, что он думает о смерти отца и надругательстве над его трупом.
— За Уэйкфилд мы отомстили, — сказал он. — Еще остается... Сент-Олбанс.
— Расскажи о Сент-Олбансе.
— Там состоялось второе сражение. Твой отец придумал блестящий стратегический ход. Его армия оказалась разбита. Маргарита считала себя в безопасности. Но граф присоединился к моему брату, они решили не смиряться с поражением, идти на Лондон и там провозгласить моего брата королем.
— Ты же говоришь, что победу одержали Ланкастеры.
— При Сент-Олбансе — да. Но люди не любили их. К Генриху они не питали ненависти.
Это жалкий, несчастный человек. Ненавидели они его властную супругу. И, когда весть о нашем поражении достигла столицы, людям стало страшно оказаться в руках ланкастерцев. Они понимали, чего ждать, если необузданная солдатня ворвется в Лондон. Начались бы бесчинства, дома бы разграбили, жен и детей горожан обесчестили. С испугу люди стали закапывать все ценное. На ланкастерской стороне сражалось много наемников, собиравшихся вознаградить себя трофеями за службу. Поэтому твой отец решил войти в Лондон первым и спасти его от непрошеных гостей. Это была блестящая мысль. Граф с моим братом отправились к столице. Они уверили горожан, что пришли с миром, хотят спасти их от неизбежного грабежа и спросить, признают ли они королем Эдуарда Йоркского.
— И их с радостью впустили в город! — воскликнула я, потому что слышала кое-что об этом от Изабеллы.
— Конечно. Они созвали влиятельных горожан и спросили, пригодны ли, на их взгляд, для правления Генрих и Маргарита. Горожане без раздумья ответили, что нет. А признают ли они королем Эдуарда Йоркского? Все дружно закричали: «Да, да, да!» Как жаль, что меня там не было!
— А где ты был?
— Я, мой брат Георг и сестра Маргарита находились с матерью на борту корабля, плывущего в Голландию. Узнав о поражении при Сент-Олбансе, мать решила увезти нас из Англии. Конечно, я тогда был еще мал и не мог сражаться на стороне Эдуарда, но теперь уже скоро смогу. Узнав, что его признали королем, мы вернулись.
Я слушала в восхищении — гордясь тем, что я дочь человека, благодаря которому была одержана столь славная победа. Мой отец и брат Ричарда держались вместе. Неудивительно, что мы с Ричардом подружились.
Видимо, эта мысль пришла и ему, так как он повернулся ко мне с теплой улыбкой.
— Конечно, — продолжал Ричард, — потом было еще много боев. Победу при Сент-Олбансе одержала Маргарита. Успех нам принесла только разумная стратегия. Потом в битве при Тоутоне мы окончательно разбили Ланкастеров, и тут уже не оставалось сомнений, что мой брат истинный король,
— А мой отец помогает ему править.
— Они же союзники и родственники.
— Мы тоже. Давай всегда помнить об этом.
— Да, — ответил он. — Давай помнить.
Наступил октябрь. Листва на деревьях отливала бронзой, воздух сильно пахнул осенью.
Я любила такие дни. Мы с Изабеллой часто ездили на верховые прогулки в сопровождении мальчиков, и я всегда оказывалась возле Ричарда. Он заметно окреп, мастерски владел воинскими искусствами, и я восхищалась им еще больше, так как знала, что ему приходится не щадить усилий, дабы сравняться с остальными. В одну из редких минут доверительности Ричард сказал мне, что иногда после занятий у него болели плечи. Но, когда я спросила, легче ли ему теперь, он нахмурился. Я поняла, что ему не понравился мой вопрос, и больше на эту тему не разговаривала.