Флер тяжело вздохнула.
– Вы просите от меня ужасной жертвы, кузина Долли.
– Даже если это так, я прошу тебя, – горячо сказала кузина Долли. – Вспомни, что я твоя плоть и кровь! Не дай мне оказаться в долговой тюрьме.
– Если бы только здесь был кузен Арчибальд! – с отчаяньем в голосе воскликнула девушка.
– Но его здесь нет, – сказала Долли. – Моя судьба в твоих руках. Моя милая Флер, не покидай меня. Я была глупа, но все это ради моих детей, а ты знаешь, как твоя мама любила тебя!
Флер закрыла глаза, не осмеливаясь подумать о своей прекрасной нежной матери и о той любви, которую у нее жестоко отняли.
Удачно выйти замуж – это первый долг женщины, вяло подумала она. Не только кузина Долли, но и большинство светских матрон посчитают безумием ее отказ Чевиоту. И тут она почувствовала, что больше не в силах сражаться. Она согласна увидеться и поговорить с Чевиотом, раз это неизбежно. С отчаянием в голосе девушка произнесла:
– Я буду обедать сегодня с вами и обдумаю предложение лорда Чевиота.
Долли с криком восторга подскочила, чтобы поцеловать девушку, назвав ее ангелом, но Флер отстранилась от нее. Она уже не плакала, испытывая невыразимую усталость ума и тела и смертельное одиночество.
Глава седьмая
За обедом молодой Чевиот сидел напротив Флер и не сводил с нее своего томного жадного взгляда, не обращая ни на кого внимания. Но даже если бы здесь не было Флер, он не подумал бы смотреть в сторону Изабель и Имоджин. Толстые, хихикающие, они непомерно много ели и строили глазки джентльменам, с которыми сидели: для полного числа Долли пригласила двух драгунских офицеров, знакомых де Вира. Охваченная азартом, она потратила много денег на этот важный обед, который можно было назвать банкетом. Мрачная пуританская столовая была ярко освещена свечами. На столе сияли лучшие серебро и хрусталь де Виров. Сама Долли была одета в розовую тафту с маленьким кружевным чепцом на волосах, кокетливыми колечками окружающих напудренное и накрашенное лицо. Она подобострастно говорила с Чевиотом, делая ему комплименты по поводу его внешнего вида, знания вин и т. д., или медовым голосом рассказывала о своей «любимой Флер», будто никогда в жизни не изводила молодую дочь Гарри.
Для Флер весь этот обед был сплошной пыткой. Несмотря на все доводы кузины Долли, ничто не могло заставить ее снять траур, так как ее дорогие мама и папа умерли всего девять недель назад. Однако она никогда еще не была так пленительна. В черном вечернем платье ее кожа выглядела как камелии, растущие у южной стены Кедлингтона. На ней не было никаких драгоценностей и украшений, кроме двух белых роз, его роз, пришпиленных к ее корсажу. Он цинично отметил про себя, что, без сомнения, это Долли заставила ее надеть цветы, но это был знак поощрения.
После обеда Долли отправила дочерей и их кавалеров в гостиную помузицировать и обратилась к Флер:
– Лорд Чевиот очень хочет посмотреть то странное растение, которое ваш кузен Арчибальд принес мне весной с Ковент-Гарден. Покажите ему, моя радость.
Тонкие пальцы Флер нервно сжали маленькую дамскую сумочку.
– Ступайте, мое милое дитя, – сказала Долли. Чевиот предложил ей руку. Флер призвала все свое мужество, как перед самым тяжким испытанием, но позволила мужчине повести ее в оранжерею. Бесполезно продолжать сражаться против этой упорной страсти, а главное – против кузины Долли. Весь день Флер думала об этом и прежде всего о причине, по которой Долли так желала этого брака. Она спрашивала себя, должна ли смириться с судьбой и принести эту жертву и хотел ли этого папа. Отказать и послать кузину Долли в тюрьму и тем самым опозорить семью было для нее слишком жестоко.
Она шла с Чевиотом, как овечка на бойню. Под огромной пальмой она присела на маленькую красную софу, Чевиот остался стоять перед ней, напугав ее своим огромным ростом и широкими плечами. Его черные волосы были завиты и напомажены, рукой в белой перчатке он держал кружевной платок. Красивый, безупречный и, как не уставала повторять ей кузина Долли, исключительно богатый и всегда окруженный аурой злодейства, он не стал для нее более привлекательным. Вскоре она почувствовала, что мужчина сидит рядом с ней.
– Прошло столько времени, мисс Родни, с тех пор, как мы говорили наедине.
– Да… О, да.
– Это было так давно, будто прошла целая вечность. Почему вы были так жестоки?
Ее сердце снова забилось, так как этот человек внушал ей благоговейный страх.
– Я… не хотела быть жестокой, – промолвила она.
– Вы очень бледны, – прошептал он. – Вы очень многое пережили? Что угнетает вас и лишает прежнего детского веселья?
Она подняла глаза и посмотрела на него долгим печальным взглядом.
– Это веселье, как вы назвали его, навсегда исчезло со смертью моих любимых родителей.
Чевиот нахмурился. Ему хотелось быть в ее глазах человеком сочувствующим и понимающим, но чувства, испытываемые молодой девушкой, были выше его понимания. Он никогда не любил своих родителей, пока те были живы, и считал, что они только мешают ему развлекаться. Когда они умерли, он соблюдал траур только ради приличия и был очень доволен, что стал свободен и мог сам распоряжаться деньгами и собственностью.
– Увы, гибель парохода в проливе была ужасной трагедией. Я понимаю, что вы должны чувствовать. – Правда? – спросила она задумчиво, словно пытаясь найти в нем что-то такое, что заставило бы поверить, что в этом высокомерном человеке есть еще и доброта. Он поклонился и ответил:
– Конечно. Кто же не поймет вашего горя? Но вы слишком молоды, чтобы запереться от всех и утонуть в слезах.
– Два месяца – это не так уж долго, – глухо сказала она.
– Для того, кто так долго хотел увидеть вас и услышать ваш голос, это была целая вечность, – напыщенно сказал он.
Она молчала, и все ее мысли были с родителями. Да, наверное, прошла уже вечность с тех пор, как она смотрела на прекрасное лицо мамы, слышала веселый смех папы, шла с ними по залитым солнцем коридорам их дома. Давно, как давно… но она не хотела выходить на свет из своего укрытия, ее ранил самый звук смеха или музыки.
Неожиданно она почувствовала, как железные пальцы стиснули ее нежные руки. Чевиот опустился перед ней на колени и прижал ее руку к своим губам. Поцелуй был таким жарким, что она испугалась. Казалось, он не мог справиться со своим желанием и продолжал целовать ее руку, бормоча слова, полные дикой страсти.
– Я так обожаю тебя… Я прошу… Поверь мне, – вскричал он. – Для меня нет в мире ничего, кроме тебя. Я уважаю твое горе и боль и молю тебя обратиться за утешением ко мне. Ты сейчас для меня одна во всем свете. Флер, Флер, возьми меня в мужья. Дай мне право всегда держать тебя в этих любящих руках.
Это были умело выбранные слова. Она слушала их с изумлением, понимая в глубине души, что если бы их произносили губы человека, выбранного ею самой, то они принесли бы ей утешение, которого так хотелось. Как было бы хорошо прижаться головой к сердцу, полному нежной любви к ней, но почему-то все в Флер протестовало против Дензила Чевиота. Слушая его, она понимала, что ничто не сможет изменить ее, и попыталась убрать свою руку от его поцелуев.
– Лорд Чевиот! – слабо запротестовала она.
– Нет, не отталкивай меня. Все самые прекрасные цветы, что у меня есть, будут твоими. Выходи за меня замуж и приходи в Кедлингтон-Хаус хозяйкой и моей женой. Клянусь, я не буду ни в чем тебе отказывать.
Она вся дрожала, понимая, что ей не нужно ничего, что он может дать. Титул, богатство, все меха и драгоценности в мире не смогут вернуть ей загубленной юности и счастья, а главное – родителей. Она слушала страстные речи Чевиота, и две огромные слезы скатились по ее щекам, два печальных бриллианта, сверкнувших в свете свечей.
Однако барон не замечал ее слез, да и не в его характере было проявлять мягкость. Всецело поглощенный страстным желанием коснуться юных губ Флер, в какой-то момент он был близок к успеху, но все испортил, грубо обхватив ее руками.