В 18.05 в тот февральский вторник Бобби вместе со мной ждал звонка перед тем, как вернуться на свою ночную смену. Он в том месяце осуществлял общее патрулирование Саут-стрит, следя за тем, как бомжи пытаются завести разговор с перевозбужденными мажорами из колледжа сразу после того, как те сделали себе пирсинг яичек или осуществили еще какие-нибудь столь же блестящие идеи. В результате получалось всегда весело, как минимум для одной стороны – и я не скажу, для какой именно. Между тем телефон зазвонил на пять минут позже.
– Видишь, – сказала я Макманахану, с улыбкой глядя на часы. – Незачем сообщать полиции.
Он надулся.
– Я и есть полиция.
– Ох, Бобби! – Я ухмыльнулась, беря его лицо в ладони. Его щеки были усыпаны угрями, которые за год частично сошли, а его тусклые светлые волосы были расчесаны на косой пробор слишком аккуратно, на мой вкус. Но он был искренне добродушным, и им было довольно легко манипулировать, что было не слишком хорошо для его профессиональных амбиций. – Ты слишком наивный, чтобы носить пистолет.
Парень прикусил губу.
– Это просто электрошокер.
– Ладно, исправлюсь.
Я посмотрела на часы и снова на телефон. Звонивший запаздывал. Шесть уже пробило. Пока было не о чем беспокоиться. Он никогда не опаздывал на пять минут. Он и на две минуты не опаздывал.
– Иди, – сказала я, оглядываясь на Бобби. Он носил свое мужество, как сценический грим. – Ты же не хочешь опоздать? Тебя засадят за бумажную работу, если опять опоздаешь.
Он взял кепи и добавил:
– Я беспокоюсь за тебя, Ноа Пи.
Я проводила его до двери, посмотрела на часы и сказала:
– Честно говоря, и я немного беспокоюсь за тебя.
Мы несколько месяцев спали вместе, и только потому, что он не мог спать один по ночам из-за того, что ему говорили на работе. Было начало 2002 года, и их как раз обучали тому, чтобы срочно расследовать любую потенциальную угрозу – будь то непонятный телефонный звонок, белый конверт без обратного адреса, билет в один конец на самолет и так далее в том же духе. Не то чтобы они действительно верили, что телефонное хулиганство на самом деле является признаком тайной террористической ячейки, оперирующей по всем континентальным штатам. Но и в обратное они не верили тоже.
– Послушай, уже восемнадцать ноль семь, – улыбнулась я. – Надо было пари заключить. Это помогло бы мне заплатить за квартиру в этом месяце, – сказала я, снова оглядываясь на часы.
– Сколько денег тебе надо?
– Нисколько, Бобби. Всё в порядке. Расслабься. – Я снова взяла эти пупырчатые щеки в свои ладони. – Не о чем беспокоиться. Иди! Иди, охраняй наши улицы.
Парень помедлил, протянув ко мне руку.
– Правда, иди, – поддразнила его я.
– Ладно, иду. – Он поцеловал меня в лоб, прежде чем уйти. – Обещай, что дашь мне знать, если будет еще звонок. В наши дни нельзя точно знать, кто имеет доступ к нашим телефонным линиям.
– Иди уже!
– Ладно, ладно.
Макманахан закрыл за собой дверь. Я подняла взгляд на часы. Было уже 18.10, и как только Бобби исчез с глаз, телефон наконец зазвонил. Часть моего «я» понимала, что этот телефонный неизвестный вовсе не отстал от меня, а другая часть возбуждалась от того, что он все еще не сделал этого. Возможно, Бобби это знал. Будь он полицейским получше, он, вероятно, никогда не оставил бы меня одну. С другой стороны, будь Бобби полицейским получше, он никогда не связался бы со мной.
Я пропустила два-три звонка, прежде чем подойти к аппарату. Незнакомец, несомненно, смаковал моменты предвкушения, и я отчасти гордилась тем, что вызываю у него такое страстное желание. Я подняла трубку на пятом звонке. На шестом включился бы автоответчик.
– Я не знаю, что вы о себе думаете, – сказала я, – но вам очень повезло, что я еще не позвонила в полицию. Откуда вам знать, что линия не прослушивается? – Я сделала паузу, стараясь держать морду кирпичом.
Послышалось сопение.
– У вас, знаете ли, жалкий почерк, – продолжала я. – В одно и то же время, один и тот же голос… До кого вы на самом деле пытаетесь докопаться? Вы что, до сих пор не поняли? Полистайте телефонный справочник, «погуглите», найдите уже нужный номер. Мне уже все это надоело.
Ответа не последовало. Возможно, Бобби был прав.
– Что? Вы потеряли голос, когда мы только начали по-настоящему разговаривать?
Он прокашлялся. Определенно, это был мужчина. Немолодой.
– Алло? – позвала я его.
– Ноа? – сказал он наконец.