Обреченная
Слышите плачь молодых дев, полный скорби и печали? То не траурная песня, а свадьбы знак.
Она стояла в белом платье, таком красивом и роскошном, но на ней оно смотрелось словно саван. Белая вуаль скрывала ее мертвенно бледное лицо, залитое слезами, а венок, сплетенный из белых, колючих и так ею не любимых роз, давил тяжелым грузом. Драгоценные браслеты, сковавшие ее тонкие запястья словно тюремные оковы, приносили ей нестерпимую боль. В ушах так и стоял скорбный стон плакальщиц, заполонивших дом обреченной. Повсюду суетились няньки и свахи, но она не обращала ни на что внимания, находясь далеко отсюда. Там, рядом с ним...
Громкий хлопок двери и мертвая тишина резко ударили по ее ушам. Это староста вошел. Ее отец.
- Плохо горюете, - обратился он к женщинам, и те заплакали еще печальнее, - Дочь моя, сегодня ты не опозоришь меня! Не позволю! Подойди же!
Хрупкая девушка покорно выполнила волю отца, но глаз не подняла. Его она боялась не меньше участи своей. Цепкие пальцы сжали ее подбородок, заставляя посмотреть на него, но глаз она так и не подняла.
- Боишься. Но не меня бояться надо, а нареченного своего. Утри слезы, сегодня ты станешь ему женой. И будь благодарна, что Яробор* согласился взять тебя уже не... - слово утонуло в женском плаче, но она его услышала. "Не девушкой".
- Не мил он мне, батюшка. - еле слышно молвила она.
- Молчи уж! Сама виновата, блудница. Кроме него на тебя больше никто и не глянет! А паренька того уж нет на белом свете. - словно гром пронеслись его слова.
Ноги ее подкосились, воздух выбило из груди, а глаза наполнились горючими слезами.
"Не может этого быть! Не мог так батюшка поступить! Не мог... Милослав!**"
Она кинулась раненой птицей отцу в ноги и, задыхаясь от собственных слез, молила его о правде.
- Нет... Милослав... Батюшка, что с ним? Где он?
- Там, где ему и место. В серой земле, под старой березой. Не смей плакать о нем, Чеслава***! Подлец, охмуривший тебя не заслуживает такой чести.
Услыхав страшные слова, душа ее умерла. Над деревней раздался крик полный боли. Крик несчастной девушки, коих в то тяжелое время было много. Он эхом пронесся по лесам, болотам, степям.
Плакальщицы замолкли, воцарилась скорбная тишина. Казалось, вся деревня смолкла. Слышен был только тихий плачь Чеславы.
- Встань, дочь!
Но она не слышала, не могла и не хотела. Староста грубо схватил ее за плечи и резко поднял.
- Не смей рыдать! Вы! - обратился он к нянькам, - Умойте ее, освежите и ведите к жениху! Негоже заставлять Яробора ждать!
Отец покинул горницу, а вокруг молодой невесты засуетились женщины. Дом опять огласил женский плачь.
Ее, безмолвную и покорную, умыли и повели на улицу задними дворами. Чеславе было все равно, какая участь ее ждет. Не люб ей мир без Милослава. Ему она свое сердце отдала.
Ведомая женщинами, девушка беспомощно оглядывала деревья в поисках защиты, пока ее взгляд не наткнулся на старую березу, под которой притоптана свежая земля. В ней лежал ее Милослав.
Она вырвалась из рук нянек и припала к его могиле, заливаясь слезами. Ее хватали, пытаясь увести, но Чеслава отбивалась. В какой-то момент это прекратилось, и за спиной послышались тяжелые шаги.
- Что ты делаеш-ш-шь, невес-с-ста? - шипя, произнес Яробор и, схватив за руку, повернул к себе.
Из-за вуали не было видно лица девушки, и он сорвал ее вместе с колючим венком, царапая Чеславу. Сжавшаяся под его ледяным взглядом заплаканная невеста вызывала в нем лютую ярость и ненависть. Яробор давно хотел взять ее в жены, и его не остановило то, что она не девица. Но видеть, что она любит другого, ему было невыносимо.
- Я отказываюсь от этой девушки! Не нужна мне такая невеста! - громко произнеся эти слова, он снял с ее рук браслеты, развернулся и ушел.
Для девушки это был приговор, а для семьи позор.
Люди с презрением смотрели на Чеславу и уходили прочь. Даже отец, глядя на нее, как на прокаженную, плюнул ей под ноги и ушел.
Теперь в деревне она - изгой, а в семье - никто. Таково ее наказание за позор пополам со смутою, за любовь за ее за лютую.
Просидев до вечера на могиле любимого, она взяла в руки не любимый венок с вуалью и побрела вглубь леса, не разбирая дороги. Солнце давно село, лес, в котором царилась мертвая тишина, погрузился во тьму, а Чеслава продолжала идти, пока не вышла к большому заросшему кувшинками у берегов озеру. Луна серебром отражалась в воде, освещая окрестности.
Она, стоя в белом подвенечном платье, казавшимся саваном, вдыхала свежий лесной воздух и любовалась природой в последний раз. Чеслава надела венок, накрылась вуалью, и шагнула в озеро. Холодная вода заключила девушку в свои объятия, погружая в себя с головой и даря желанный покой.
В тот день не свадьбу в деревне сыграли, а похороны девицы красной. Только нет ее в сырой земле, на дне озера нашла свое пристанище, также как и другие несчастные.
С тех пор молва по той деревне ходит, что русалки в том озере водятся, юных дев к себе зазывают и мужчин в своих объятиях топят.