-Да спит-спит, говорю тебе. Пошли, всё равно он только и делает что куксится!
Дверь мягко стукнула. Стихли голоса, загремели ключи в замке.
Мальчик открыл глаза.
Ему снилась весна. Она разгоралась все жарче, черные лунки вокруг деревьев становились все шире, снег таял, и только на вершинах Эребора лежали толстые и плотные сугробы. Ветер там пах землей и солнцем. У подножия горы распускались маленькие цветы морозника. Он тянул к ним руки, хотел сорвать, хотя бы прикоснуться, но пальцы проходили насквозь.
Было ли тому виной влияние детского тела, или обстоятельства действительно складывались наихудшим образом, только Торин чувствовал, что предел его выдержки и стойкости близок. Он оказался в теле ребенка, без денег, без поддержки друзей и семьи- и вдруг стал как никогда одинок.
Прошло два дня. Неужели это станет его жизнью? Что будет, если вернуться обратно не получится? Придется остаться здесь, расти год за годом, стать человеком?
Иногда он пытался придумать себе новое будущее. Но выдумки таяли, а злость брала верх. Будущее здесь? Это даже не смешно. Он пытался сочинить сказку о благоденствии и покое, но она не сочинялась. Благоденствие и покой- не для него. Из года в год стремясь отомстить, желая вернуть дом он думал, что наконец обретёт власть. И когда это случилось, слабость взяла верх.
Он всегда знал, что ему не нужна любовь. Её переоценивают. Конечно, ему хотелось теплых отношений, хотелось участия и понимания. Но он знал, что не может никому доверять. Близкие предают намного чаще, чем посторонние, и это бьет намного больнее. Есть только семья, повязанная кровными узами и ритуалами, когда умереть проще чем предать.
Торин не мог найти себе место в этом мире. Здесь всё было неправильным, неживым, искривленным. Провода, рекламные щиты, телефоны, машины, электричество. Он как будто оказался среди декораций ярмарочных фокусников.
Торин потянулся и включил свет. Поморщился, пытаясь притерпеться. Ну почему нельзя пользоваться факелами и свечами?
Дом он осмотрел в самый первый день, как только удалось остаться одному. И дом этот Торина озадачил. Он обошёл каждое помещеньице, обставленное разномастной мебелью, критически, поджав губы, оглядел кухню без малейших признаков наличия запасов, зато с живописной горой посуды в раковине, изучил содержимое шкафов. Он никак не мог решить, совсем тут убого или могло быть хуже.
Торин умел довольствоваться малым, но ценил комфорт, и совершенно не увлекался всякими майаровскими бреднями вроде аскетизма. Минимум вещей- максимум счастья- пусть твоими вечными спутниками будут дорожная пыль и серая хламида, которую помнят уже несколько поколений! Это было точно не про Торина, да и вообще не про гномов.
Довольствоваться малым можно было в походе и на войне, но жить гномы предпочитали нормально. Разумеется, по-гномьи нормально. А это означало простор, роскошь и основательность. И чем выше было положение гнома в клановой иерархии, тем просторнее, роскошнее и основательнее был его дом.
Сравнивать жизнь в Эреборе с жизнью в этой лачуге было унизительно. Спасибо, хоть об унитазах эти люди имели представление! Туалет и ванная выглядели под стать остальному дому, но они хотя бы были! В отличии от очага на кухне и камина в комнате.
Торин встал и прошёлся от стены до стены. Замер возле шкафа с книгами. Содержимое верхних полок было ему не видно. Он подтащил к шкафу стул и взобрался на него.
Более всего в своих бедах Торин винил самого себя. От слабостей надо своевременно избавляться. А если не выходит- брать что хочешь, не спрашивая разрешения. Но когда обязан жизнью, не спрашивать разрешения не выходит.
Он полюбил и шагнул за своей слабостью в неизвестность. Но сейчас его слабость была мало похожа на прекрасную жертвенную воительницу, которую он видел в Средиземье. Разве может человек так меняться в зависимости от обстоятельств? Он не знал ответа на этот вопрос. Торин никогда не изменял себе и своим принципам. Он вручит ей своё доверие и будет надеяться, что у нее хватит совести и мозгов поступить правильно, а не как обычно. Если даже это не сдвинет ничего с места, то пытаться сделать что-то ещё бессмысленно.
Торин не любил предаваться размышлениям на тему “а вот если бы я тогда…”, но сейчас решил позволить себе эту слабость. Он не сомневался, что после его пропажи в Эреборе царил настоящий хаос.
Да, все надо было сделать по-другому. Если бы на его месте оказались его отец или дед, они бы не поступили так безрассудно. Первым же делом, после разгрома орков и возвращения Эребора, следовало заняться наследником. Вернее, созданием оного. Барлог с тем, кто был бы женой. Любая родовитая гномка была бы счастлива стать матерью наследника. И даже если бы с королем что-нибудь случилось, Балин бы непременно сберег беременную женщину и смог бы достойно воспитать его сына и будущего короля.
Его… слабость надо было сразу запереть в каких-нибудь самых дальних покоях, и пусть хоть на стенку там лезет. С ней же никакого сладу, вечно она куда-то убегает, что-то делает, кому-то помогает. К слову, даже в гостевых комнатах Эребора было куда комфортнее чем здесь. Рано или поздно привыкла бы.
А волшебника вообще надо было выставить за порог, как только он пришел. Недаром умные люди кличут колдуна Гэндальфом-горевестником, недаром.
Но он не его отец и не его дед. Что уж теперь думать…
Надо достать Ключ. Надо вернуть свое тело. Марфа сказала, что проклятие снимается именно так, как ты себе это представляешь. Что может быть проще? Но идей у Торина не было. Магия не была распространена у гномов. Одно дело ритуалы, и совсем другое- волшебство. Волшебство это к майар или, на худой конец, к эльфам. Гномы могли заговорить металл, могли обратиться к Аулэ, прося покой для мёртвых и счастье для живых. Но проклятия… Чем вообще они снимаются?
Мальчик стаскивал вниз книгу за книгой, пока на полу не выросла целая гора, с его рост величиной. Он устало опустился перед ней.
Спустя некоторое время, ответ нашёлся. Яркий сборник сказок обнаружил целый ряд всевозможных способов борьбы с проклятиями.
Несчастного из первой сказки протаскивали сквозь различные отверстия — через рубаху, под лавкой, под столом. Бедолагу из другой заставляли прикасаться всем телом к тем частям дома, которые символизировали границу между этим и «иным» миром, — дверям, дверным косякам, углам дома. А красавицу-принцессу из третьей спас поцелуй любви.
Торин захлопнул книжку с искренней надеждой, что ползанья под столом окажется достаточным. Но если что, углы, косяки- всё в его распоряжении, всё в наличии, прикасайся сколько хочешь. На счёт третьего способа он сомневался. В конце концов, на экзальтированную девицу из сказки предводитель гномов никак не тянул.
Надо было провернуть всё, пока эльф и Марфа не вернулись. Он будет похож на блаженного дурачка, особенно когда будет тереться о дверной косяк.
Мальчик снова залез на стул и начал расставлять книги обратно, но одна из них выскользнула у него из рук и упала горбом на пол. Он, едва сдерживая ругательства, поднял ее, и хотел было поставить обратно на полку, когда увидел на обложке название: “Хоббит, или туда и обратно”. В этом мире есть хоббиты? Торин перелистнул пару страниц и вдруг увидел на них свое имя. Он листал ещё и ещё, замечая всё больше знакомых имён, мест, событий. Он видел имена своих родных, всех участников похода. Мальчик осел на стул. Он не моргая листал и листал. Оборот книги сулил продолжение аж в трех частях.
“Сюжет трилогии «Властелин колец» привязан к событиям повести «Хоббит» и является её продолжением; действие начинается примерно через 60 лет после окончания событий «Хоббита»”.
Он не заметил, как судорожно вздохнул. Дрожащими руками быстро начал перебирать корешки книг. Не то, не то, снова не то. Торин раздражённо откидывал книги на пол, пока наконец не обнаружил искомое. Вот оно! “Властелин колец”. Он благоговейно провел рукой по книге и открыл первую страницу.
“Три Кольца – высшим Эльфам под кровом светил,
Семь – властителям Гномов под кровом земли,
Девять Смертным, чей жребий – молчанье могил,
И одно – Повелителю гибельных сил