— Ты должна есть, зверушка. Иди и поешь со мной, я обещаю не кусаться.
Я наблюдаю за его расслабленной позой и тем, как обыденно он наклоняется за другим плодом, в то время как его глаза не оставляют меня.
Люка, как всегда, трудно прочесть. Он — один из немногих, о которых мой дар не дает ясного представления. Это интригует и расстраивает. Живя с моей способностью в течение многих лет, когда я нахожусь в окружении таких людей, как Люк, я осознаю, как сильно на неё полагаюсь. Так же, как и большинство людей принимают свои решения, основываясь на пяти чувствах, я делаю свои, используя мою «обреченность» (Прим. на англ. языке «обреченность» созвучно имени героини — Фейнесс) или ясновиденье.
Без этой способности, я обращаюсь к моей интуиции, того, чего мне серьёзно не достаёт.
Люк дружелюбный? Сомнительно.
У него есть скрытый мотив? Определенно.
Могу ли я использовать его для своего преимущества? Увидим.
Медленно встав, я иду к нему и сажусь на одно из кресел с высокой спинкой. Он улыбается сам себе и занимает другое. Мы достаточно далеко друг от друга, что я не чувствую себя задыхающейся, но все же достаточно близко для него, чтобы прикоснуться ко мне, если бы он пожелал это сделать.
— Коул прислал тебя?
Я задаю свой вопрос, но опускаю взгляд на еду на столе. Тянусь, чтобы захватить немного сыра, которого в действительности мне не хочется, но я должна держать свои руки занятыми. Волнение — одна из моих подсказок.
Мои глаза возвращаются к его лицу, чтобы увидеть, как он кусает блестящее красное яблоко. Он жует его, прежде чем небрежно посмотреть на меня и ответить:
— Нет, я увидел горничную, несущую тебе поднос, и подумал, что тебе бы понравилась некоторая компания. Это было неправильно? Ты предпочитаешь сидеть в изоляции?
Я беру крекер с тарелки и подношу его к своим губам.
— Нисколько. Это твой дом, и ты волен делать всё, что пожелаешь.
Он ещё раз подносит яблоко к своим губам, затем опускает его, не укусив. Его глаза следуют от моего лица вниз по моей груди и так до самых ног. Затем он поднимает свой пристальный взгляд, чтобы встретиться с моим ещё раз.
— Я бы мог сказать что-нибудь грубое, что-нибудь такое, что я желаю с тобой проделать, как только ты надоешь моему брату, но я лучше демонстрирую, чем рассказываю, — он ухмыляется, и его первоначальный фасад беспечности исчезает. Его слова передают ревность, которую он затаил по отношению к Коулу. Его усмешка вынужденная, и в течение краткого момента его аура высвечивает слабый цвет. Оранжевый, ярко оранжевый — цвет предательства.
Независимо от того, были ли это его эмоции, что он излучал постоянно, или лишь единожды он почувствовал это в отношении своего брата, я не могу сказать. Это мелькнуло слишком быстро, чтобы быть полностью уверенной.
— Проглотила язык, зверушка? Ну-ка, ты же можешь пообщаться со своим новым братом, можешь же?
Я прочищаю своё горло, отталкивая все мысли в сторону. Остается лишь мой план. Я должна найти способ, как использовать Люка, а это возможность начать собирать от него информацию.
— Почему вы оба ненавидите Крэйвенов? Почему, когда наши семьи были связаны более сотен лет, ты и твой брат хотите разорвать эту связь?
В этот раз нет никой ошибки в его эмоциях — его аура вспыхивает красным. Злой, жестокий и кровожадный красный, который быстро был поглощен тьмой, такой же, как и та, что цепляется за Коула.
Он кладет половину своего недоеденного яблока на стол и прижимает свой указательный палец поперек губ, размышляя.
Я пользуюсь возможностью посмотреть на него, изучить его черты и почувствовать его мужское совершенство.
Если Коул имеет ангельскую красоту, Люк — это обратная сторона монеты с его темными и задумчивыми чертами.
— Проглотил язык, братец?
Я не знаю, почему провоцирую его, кроме как из-за того, что я хочу увидеть: также быстро он срывается, как и его родной брат.
Да, также.
Тяжелое кресло с высокой спинкой, в котором я сижу, опрокидывается назад, весь воздух покидает мои легкие со свистом. Боль от соприкосновения моей спины с полом настолько неожиданная, что крадет мой кислород.
Спустя считанные секунды, он на мне, его руки прижимают меня к грубой ткани обивки, его туловище между моих согнутых ног, которые бесполезно свисают в воздухе.
Теперь я вижу всю правду о Люке и тьму, что он так хорошо скрывает, тьму, что сигнализирует, возвращаясь к жизни, и пульсирует вокруг его тела.