Все глаза поворачиваются, чтобы посмотреть на нас, Коул указывает простым кивком на дальний зал, где он ожидает их.
Примерно дюжина мужчин поднимается со своих мест. Те, кто с рабами, оставляют их со склоненными головами, без инструкций следовать за ними.
Я живо иду позади Коула, но поворачиваю свою голову, чтобы посмотреть на отвергнутых девушек, задаваясь вопросом: находят ли они моменты спокойствия в этих кратких моментах свободы от своих Хозяев или же они теперь вообще ничего не чувствуют? Их воля сломлена, их разумы уже давным-давно разрушены?
Резкий рывок моей руки сотрясает мои суставы и принуждает меня развернуть свою голову вперед, требует мой уступчивости, и я пытаюсь вытолкнуть изображение этих девушек из моей головы. Я задаюсь вопросом: сколько матерей оплакивает потерю своих дочерей и сколько из этих дочерей никогда не вернутся домой.
Коул тащит меня через другую дверь, вниз по короткому коридору — в большой просторный зал для переговоров. Он шагает в самый дальний конец, бросает мою руку и выдвигает кресло во главе большого стола для переговоров. Я смотрю на другие места и кладу свою руку на спинку одного из них слева от него, мои пальцы впиваются в ткань, готовые выдвинуть его из-за стола.
Его рука ложится на моё предплечье и сжимает, я поворачиваю голову, чтобы быть лицом к нему.
— Ты не сядешь, принцесса. Ты встанешь на колени.
Он указывает жестом на пол у своих ног, пока сам усаживается и вытягивает свои длинные ноги перед собой.
Я слышу, как мужчины проходят в комнату позади меня, мягкие скрипы кресел по отполированному деревянному полу, и знание того, что мы не одни, заставляет меня колебаться.
Это колебание не пройдет мне даром.
Длинные ноги, прежде растянутые передо мной, резко выпрямляются, и Коул атакует со своего кресла, мускулы напрягаются и растягиваются под его пиджаком. Прежде чем мои глаза встречаются с его, и прежде чем удар его жесткого движения выбивает меня из моих мыслей, мои длинные волосы схвачены в кулак, и я вынуждена встать на колени.
С острой болью от рывка кожи моей головы и с синяками от глухого удара моих колен об пол, я поставлена в позицию, которую он желает, чтобы я приняла, — на его стороне, на полу, глаза опущены, подбородок прижат к груди.
— Останься, принцесса. Позволь этим прекрасным людям смотреть, как ты поклоняешься в моих ногах, — он наклоняется ближе, его рот у моего уха, его губы ласкают мочку. — Подчинись, или я заставлю тебя сосать мой член, пока ты будешь слушать детали гибели своего отца.
Сильная дрожь пробегает через меня, и я не могу быть уверена, является ли она от возбуждения или от оскорбления.
Я желаю смерти моего отца.
Я видела и испытала из первых рук все уровни его развращенности. Вместе с этим, моя извращенная потребность в моем муже и любом виде его прикосновений только служит для того, чтобы усилить мои чувства. Больная часть меня умоляет воспользоваться шансом и взять его в рот, наблюдать, как мой язык и губы украдут немного его контроля, выпить залпом его сперму и позволить ему и дальше порочить мою душу.
— Тебе нравится, как это звучит, принцесса? Ты хочешь подавиться моим членом и позволить этим мужчинам наблюдать, как твоя слюна перемешается с моей спермой и потечет по твоему подбородку?
«Да».
Я хочу это. Принятие желания этого мужчины окатывает меня с ног о головы, словно ведро холодной воды.
Я так же развращена, как и мой отец.
Так же больна разумом и душой.
Моя мать бы рыдала, если б могла видеть меня сейчас.
Я не беспокоюсь об ответе ему. Он может ощущать мое возбуждение, и я чувствую, как он насыщается моей извращенной нуждой.
Он выпрямляется и самодовольно смеется, чтобы все услышали.
— Джентльмены, давайте сделаем это быстро. Моя новая жена «голодна», и я жажду дать вкусить ей ее «блюдо».
Приглушенные смешки вспыхивают вокруг нас, но я воздерживаюсь от взгляда на их лица. Здравая часть моего мозга управляет моими действиями на этот раз.
Он продолжает:
— Дело было сделано, соглашение в силе?
Тихие голоса отвечают из-за стола:
— Да, как договаривались. Каждый член Пирамиды дал своё полное одобрение. Алек изменил «Багряный крест» до неузнаваемости, и он больше не служит на пользу общества. Впервые в нашей истории мы согласны, что пришло время отрезать нашу голову. Все лидеры Пирамиды полностью поддерживают ваше предложение лидерства.
Вокруг все затихает. Я слышала упоминание о Пирамиде раньше. Они — главы «Багряного креста» — люди, которые управляют этим обществом наряду с моим отцом, его якобы самые преданные сторонники.
— Хорошо. Тогда всё будет сделано. И он мой?
Другой голос отвечает моему мужу — мужчина сидит ближе, но с другой стороны комнаты.
— Да. Ты найдешь его, как и было обещано, в месте, где он наиболее уязвим. Между прочим, — продолжает голос, — …просто гениально так устранить Гранта, он, возможно, представлял бы для тебя проблему, если бы ты не убрал его. Хороший ход.
Стол дрожит, когда Коул резко садиться вертикально и бьёт кулаками по столешнице.
— Я вырезал этого ублюдка, потому что он заслужил смерть. Его преданность никогда не была на стороне Алека — она всегда была только для него самого.
Комната затихает ещё раз, и от дальнейшего я приседаю ещё ниже — мой муж вскакивает на ноги.
— Позвольте всем Вам преподать урок. Вы можете сохранить ваших зверюшек, Вы можете делать это по-своему усмотрению, это было частью «Багряного креста» с момента его возникновения, но… — от его голоса идет смертельный холод, — я не потерплю любого, кто трахает детей. Люди не трахают детей. Так что Вы, развращенные ублюдки, должны прекратить это дерьмо немедленно и наказывать тех, кто это делает, или Хантеры сделают это за вас.
Больше никто не говорит. Тишина такая оглушающая, что я слегка поднимаю свои глаза, чтобы посмотреть на разные ноги людей за столом. Ауры циркулируют вокруг их нижних конечностей, как туман, представляющие различные оттенки в настоящее время, но я вижу только одну ауру того, кто испуган, и она принадлежит телу человека непосредственно слева от меня. Его аура кричит от страха и сильной дозы негодования. Этот мужчина любит насиловать детей. Этот мужчина хочет уничтожить Коула навсегда за угрозу своих педофильных желаний.
Его нога дергается, и я молюсь, чтобы он сдвинулся. Я жажду, чтобы он раскрыл сам себя. И я чувствую, что мой муж тоже что-то видит. Возможно, глаза мужчины предают его, возможно, его рот открылся, чтобы протестовать. Чтобы он не сделал — этого достаточно для нападения моего мужа.
Я подаюсь назад и падаю на свою задницу, в то время как тело Коула бросается вперед, и его кресло отлетает назад, ударяясь о стену с такой силой, что замысловато вырезанные ножки откалываются.
Я поднимаю голову, как раз вовремя, чтобы увидеть, как Коул ныряет через стол, вытаскивая большой зазубренный охотничий нож из кобуры на его щиколотке. Таким плавным движением, которое выглядит практически нереальным, он набрасывается на мужчину, чьё паникующее тело тем временем сражается, чтобы встать, и плавно перерезает его яремную вену с такой силой, что он практически обезглавлен. Его безжизненная голова отброшена назад, кровь брызжет из ужасной раны, а шейные позвонки единственное, что удерживает её привязанной к его дрожащему телу.
Начинается паника, мужчины выхватывают пушки, некоторый из них направлены в Коула, некоторые друг на друга, но это не волнует моего мужа.
Он отталкивает стол, вставая в полный рост, и угрожающе впивается взглядом в каждого человека в комнате.