Двое мужчин обеспечивают Коулу доступ, и он использует свою свободную руку, чтобы прижать большой палец к сканеру — дверь щелкает, немедленно открываясь.
В порыве движения Люк и Грим прорываются внутрь комнаты и прирастают к месту.
Коул проходит мимо мужчин и оставляет меня одну в дверном проёме. Дьявольский рёв вырывается из его груди, и воздух в комнате полностью замирает. Время, по-видимому, останавливается на его пути, его гнев — живое существо, которое захватило власть в пространстве передо мной.
— Отнеси, бл*дь, его вниз и вызови Дока сюда.
Люк мчится вперед, его тело все еще закрывает мне вид, пока Грим бросается мимо меня, его тяжелые ноги стучат, когда он за моей спиной выходит из комнаты и исчезает в прихожей. Я слышу, как где-то в отдалении он звонит доктору.
Оба, Коул и Люк, стоят в океане свежей крови, но их тела всё ещё скрывают её причину.
Я хватаюсь за дверной проем, не желая ни в коем случае входить в комнату, моё предыдущее видение всё ещё свежо в моём сознании.
Комната выглядит так же, как в моем видении: скамья — где женщину порезали на куски, как свежую тушу в мясной лавке — всё там же по-прежнему, как и клетка, и кресло дантиста. Здесь также некоторое количество новых приспособлений, включая «Колыбель Иуды» — табурет, имеющую форму пирамиды, окруженный веревками, которые используются, чтобы опустить человека вниз с намерением медленно и болезненно нанизывать отверстия жертвы на кол, растягивая их. И средневековая дыба, простирающейся вдоль дальней стены, пол перед ней окрашен запекшейся кровью. Эти новые дополнения указывают на длительное использование этой комнаты, зловоние в воздухе подтверждает собой регулярность присутствия здесь жертв.
«Сколько мужчин, женщин и детей погибли здесь?».
В то время, как я задаю себе вопрос, я эгоистично осознаю, что не желаю знать ответ.
Дделаю рваный вздох с облегчением, что не могу чувствовать присутствие тех, кто умер, если б стены состояли из аур, я уверена, что никогда бы не пережила этого зрелища.
Низкое мычание, сопровождаемое глухим стуком тела, упавшего на пол, возвращает моё внимание к Коулу, Люку и окровавленному человеку в их ногах.
Я могу видеть, как жизнь убывает всё дальше из этого бытия, и слабая аура рассеивается в пустоту.
Я делаю шаг вперед, перевожу дыхание, задаваясь вопросом: окажусь ли я сейчас лицом к лицу с моим отцом.
— Нет.
Слово незаметно проскальзывает на свободу, когда я вижу лицо человека.
Это — мужчина из моего недавнего видения, тот, кто сидел с моим отцом в кабинете, когда Мелинда и мальчики впервые прибыли сюда. Он, возможно, на двадцать лет старше, но это — точно он. Только теперь он собирается сделать свой последний вздох. Множество ножей торчат из его тела, красные реки крови на полу быстро увеличиваются, в то время как он истекает кровью перед нами.
Лицо синеет, его невидящие глаза открыты, а голос слаб, но ясен.
— Он знает. Он знает, что вы идете за ним.
Коул наклоняется вниз, как только мужчина резко кашляет, красные брызги вылетают из его рта и покрывают одну сторону лица моего мужа.
— Он хочет, чтобы ты последовал за ним. Это — западня. Он знает, что вы видели видео. Он знает, что ты убил Джека. Он на один шаг вперед. Вы нуждаетесь в…
Предложение тает на его губах, его тело опадает, и его аура исчезает.
— *бать!
Люк вскакивает на ноги, переворачивая всё на своём пути.
Клетка сорвана и брошена в противоположную стену, скамья опрокинута в гневе. Его глаза обращаются к кресту на стене, и он начинает пытаться оторвать её с крепежа, его окровавленные пальцы впиваются в древесину, его ногти вырваны из плоти от жестоких попыток разрушить каждое устройство пыток в этой комнате.
Коул наблюдает за своим братом, не пытаясь его успокоить. Он понимает его потребность выпустить свою ярость. Но, в отличие от неспособности его брата успокоиться, я вижу, как Коул использует свой гнев, чтобы насытить себя. Тьма вокруг него растет до тех пор, пока не угрожает занять большее пространство.
— Док прибыл.
Грим проходит мимо меня, его тело склоняется над полом рядом с покойником.
— Как, бл*дь, он узнал? Кто, черт возьми, предупредил его?
Его вопросы переполнены необходимостью убивать. Это выливается из него волнами. Кем бы ни был этот мужчина, они все оплакивают его. Он был важен для них. Они значительно ощущают его потерю. Он был одним из них.
— Я не знаю, однако найду кого-нибудь, кто снимет записи камер слежения. Я хочу выяснить, кто ответствен за это, и я хочу знать, куда делся этот ублюдок, — Коул ещё раз смотрит на своего мёртвого товарища. — Филипс предупредил меня о западне. Если этот трусливый ублюдок думает, что меня легко поймать в клетку, он ошибается. «Багряный крест» теперь мой, и я буду использовать все их ресурсы, чтобы добиться его головы.
Его глаза останавливаются на Гриме, два человека всё ещё игнорируют тот факт, что Люк громит комнату.
— Найди крысу. Приведи её мне до полуночи.
Грим кивает, его лицо расплывается в широкой маниакальной усмешке.
— О, и Люк, остановись от уничтожения дыбы. Я хочу отправить её в «Хантер Лодж». У меня есть несколько клиентов, которые должны почувствовать натяжение.
— *бать, да! — Грим хлопает его в грудь, соглашаясь.
Когда он почти поднимается, то наклоняется ближе к Коулу и вытаскивает что-то, висящее вокруг его шеи, и с гордостью показывает предмет.
Коул улыбается:
— Я вижу, что у тебя есть трофей, брат. Надеюсь, что ей не хватает её брильянтов.
— Зола и кости не могут носить серьги, она не нуждается в них там, куда она ушла, — с этими словами он встаёт, и я невольно смотрю на предмет вокруг его шеи.
В то время как он добирается ближе ко мне, мне видно отчетливее. Через дырку на кожаном шнурке висят два человеческих уха, украшенные большими брильянтовыми серьгами.
Эмилия Реншоу. Мать Грима. Все, что от нее осталось, — жуткое ожерелье, гордо висящее на шее её сына.
Грим встречается со мной глазами, когда проходит мимо, его зубы сияют в широкой гордой усмешке. У него совершенные зубы, его резцы остры и выглядят так, как будто они способны разорвать вам горло.
Как только он покидает комнату, Коул сосредотачивается на своём брате, который, наконец, остановил свое неистовство разрушения и стоит перед стеной, его лоб касается голой штукатурки, его спина в буквальном смысле приподнимается от усилий.
Коул приближается к нему, как к одному из диких зверей. Медленно, осторожно, просто ожидая, что Люк будет атаковать.
Когда остается менее шага, он кладет свою руку на плечо брата и наклоняется к нему.
Всё тело Люка выпрямляется и становится напряженным. Его кулаки сжимаются по бокам, кровь капает с них и соединяется с цветом крови на полу.
— Время уезжать, брат, — тон Коула всё ещё мягок. Он ощущает боль своего брата, но не потворствует ей.
Наблюдать за ними вместе в этот момент — странно интимно. Их связь очевидна, в то время как они дают и черпают силы друг у друга. Сражение истощило тело Люка, и Коул убирает свое прикосновение, отступая и аккуратно обходя безжизненное тело Филипса.
Мой муж вытаскивает свой телефон из кармана, и я слышу простую команду:
— Пришлите уборщика, — затем он вспоминает обо мне. Его голова поворачивается в мою сторону, лицо лишено эмоций, мысли заблокированы.
Он смеряет меня взглядом. Он задается вопросом, имею ли я какое-либо отношение к небольшому сюрпризу от моего отца. Я могу практически видеть, как его голова отрицательно поворачивается из сторон в сторону, но всё равно это прожигает мою грудную клетку — то, что он изначально поддерживал эту мысль.