В начале 30х он женился, отпустил чеховскую бородку. Его жена, Галина Андреевна, работала фельдшером в городском санатории, как сказала сама - сестрой милосердия.
Муренцова будто толкнуло в грудь, сестра милосердия. Как Мария, Маша, Машенька. Женщина из его прошлой, другой, настоящей жизни. Она и внешне походила нее. Русые волосы, зеленые глаза.
Познакомились они случайно, во время прогулки в городском парке.
Ничто не напоминало Муренцову о его прошлом. Он присвоил чужую жизнь, придумал себе другую биографию и иное прошлое. Старая жизнь была забыта.
Прежние хозяева жизни канули в Лету и казалось, что Советская власть, власть вчерашних бандитов, воров и пьяной черни, которую он ненавидел всей душой, установилась навсегда.
Изредка доносились слухи о голоде в Центральной России, крестьянских волнениях, бесконечных заговорах в политическом руководстве страны, арестах и расстрелах видных большевиков, но Муренцов только усмехался про себя.
«Один крокодил съел другого. Теперь надо просто подождать и тогда увидим насколько успешно прошло переваривание».
В начале тридцатых Сергей Сергеевич пытался осторожно выяснить судьбу своих близких. По слухам его родители и десятилетняя Катенька успели выехать из Москвы. Пути русской эмиграции в страшные двадцатые лежали в Берлин, Париж, Харбин. Оставалось только надеяться, что Бог и судьба уберегли его близких от пули в подвалах ЧК, или сыпного тифа, где-нибудь на забытом Богом железнодорожном полустанке.
Жена была моложе Муренцова на восемь лет, но любви между ними не было.
От нее почему то всегда пахло запахом деревенского магазина — кожи, земляничного мыла, духов «белая сирень» и селедки. C присвистом дышала во сне. Может быть у нее были в носу полипы? Он не спал ночами, курил папиросы и вздыхал. Почему она? Где я нашел ее?
И спрашивал сам себя: «И это сестра милосердия»?
И сам же отвечал на свой вопрос. — «Нет, все же медсестра».
Со временем семейная жизнь стала тяготить обоих.
Она ревновала к отсутствию его любви. А он ничего не мог с собой поделать.
Прав все таки был старик Карамзин, не выйдет ничего хорошего из любви офицера и крестьянки.
В 1940 году у Муренцовых родился сын. По традиции семьи Муренцовых первенца назвали Сергеем. У Сергея Сергеевича наконец-то появился смысл жизни. По вечерам он проверял школьные тетрадки, а маленький Серж Муренцов радостно гукал лежа в кроватке и пуская ртом пузыри. Все это наполняло сердце давно уже позабытой нежностью.
***
Утром 21 июня 1941 года в кабинете командующего 10й армией раздался звонок командующего Западным особым военным округом.
— Что там у тебя происходит, Голубев? — рыкнула трубка голосом генерала армии Павлова—Твой Никитин прямо таки завалил меня своими донесениями, дескать со дня на день будет война… С кем война? С Гитлером? Ты там прочисти мозги своему подчиненному. Объясни ему, если он в Академии плохо учился, что войну с трехмесячным запасов боеприпасов не начинают. Или по мнению Никитина, Гитлер собирается победить СССР за три месяца?
Несколько минут Павлов молчал, слушая оправдывающегося Голубева.
— Ладно, ладно. Не трясись как гимназистка перед пьяным унтером. Лучше наведи порядок у себя в войсках. А я сегодня в театр с женой. Тебе бы тоже не мешало повысить свой культурный уровень, вместо того, чтобы баранов у себя разводить.
Командующий армией Голубев любил пить по утрам парное молоко, поэтому в подсобном хозяйстве при ближайшей воинской части всегда держал небольшое хозяйство. Пару коров для личного пользования. Небольшую отару овец, на шашлыки. Парочку свиней на колбасу. Небольшой коптильный заводик. Это для тела.
А для души - жену майора Ступина, работающую официанткой в столовой для комсостава. Павлов это знал. Особист все уши прожужжал. Но не трогал.
Не слушая оправданий Павлов перебил.
— В общем, не беспокой без дела. Будь здоров.
21 июня в Ломжинском доме офицеров провели ежегодный праздничный вечер с танцами и банкетом по случаю выпуска младших лейтенантов. На следующий день, в воскресенье, ожидались дивизионные и корпусные конно-спортивные соревнования.
В кабинете командующего Западным особым военным округом стоял полумрак. Окна были задернуты плотными шторами. На закрытых дубовыми панелями стенах расположились портреты членов ЦК, посредине кабинета большой Т-образный стол, рядом с которым — приставной столик с десятком телефонов. Один из них, массивный, белый, с государственным гербом Союза ССР вместо диска, стоял чуть в стороне.