Из-под черных кубанок, катился горючий пот.
Последняя группа казаков численностью до батальона, вышла из окружения в район Орши. Казакам пришлось оставить своих истощенных переходами коней, и влиться в оборону советских войск как стрелковое подразделение.
6я Кубано-Терская казачья дивизия имени Буденного почти вся полегла в июньских боях с превосходящими силы противника. Погибла, не запятнав казачьей чести.
Ценой своей жизни казаки сохранили честь и славу своей дивизии.
***
Немецкий 39й мотокорпус, сломив сопротивление не успевшей сосредоточиться 19й армии в районе Витебска, наступал на Демидов, Духовщину и Смоленск. 13 июля танки корпуса дошли до Демидова и Велижа, заняли Духовщину и 15 июля прорвались к Московско- Смоленской дороге.
В результате прорыва немецких танковых групп в окружении под Смоленском оказались советские 19я, 20я и 16я армии. Связь с тылом поддерживалась только через болото южнее села Ярцево.
Немногочисленные части, которые шли на помощь окруженным советским армиям, смела лавина отступавших войск. Этот страшный поток вовлек их в обратное, паническое движение.
То же самое было и на других фронтах.
Начальник штаба юго-Западного фронта генерал- майор Василий Тупиков доложил начальнику Генерального штаба РККА Шапошникову
«До начала катастофы пара дней»
В ответ маршал Шапошников обвинил его в трусости и паникерстве.
Но бывший военный аташе в Берлине Василий Тупиков, в последние часы успевший предупредить правительство о начале войны, не был ни трусом, ни паникером.
На другой день танки 1й и 2й танковой группы завершили окружение пяти советских армий.
В плен попало около 300 тысяч советских солдат.
Выходя из окружения генерал-майор Тупиков и командующий фронтом Кирпонос погибли в рукопашном бою.
Страшное, роковое слово «окружение» двигало волей и поступками людей, совсем еще недавно марширующих, горланящих бравые песни, убежденных в том, что бить врага будут на его территории, а теперь бредущих куда-то лишь в одном направлении — куда все, туда и мы.
Волны людей, ширились словно горный поток и текли набирая силу и сметая все на своем пути. На восток, к своим.
Немцы бомбили их с воздуха, непрерывно обстреливали снарядами и минами, загоняя в лес, непролазную топь и глушь.
В первые дни, пока еще оставались снаряды, пушки окруженных частей остервенело и обреченно били по приближающимся танкам и пехоте.
— Слушай мою команду. Цель сто первая, пехота, основное, наводить по карандашу, два карандаша влево, осколочно-фугасным, взрыватель осколочный, прицел шестнадцать. Один снаряд- огонь!
— Левее два, прицел пятнадцать, батарее, веер сосредоточенный, один снаряд — залп!
— Бронебойным, по танкам-огонь! — Хрипел закопченный и измотанный отступлением безымянный артиллерийский комбат, расстреливая последние снаряды.
— За нашу советскую Родину!.. За Колю Шевченко! За Сашку Семенова! Огонь!
— За всех ребят! В три господа... душу!.. Огонь!
— Получай, сука!
Наверное что-то кричали и немецкие артиллеристы, но спор быстро заканчивался. На батарею набрасывались воющие бомбардировщики с выпущенными шасси, словно лапы у хищных птиц.
И летели вверх комья земли, ошметки людей и куски железа.
Бойцы и командиры пробовали окопаться, но тут опять настигало людей страшное слово "окружение" и они снова группами и по одному покидали позиции, стараясь убежать от страшного и несокрушимого врага. Многие тысячи растерянных людей, оглушенных июньскими сражениями, бродили в лесах.
Их, уцелевших от разгрома, ждали голодные скитания и страшная судьба в немецких лагерях для пленных.
Но и тех, кому удавалось выйти к своим, ждали новые муки и страдания. Свирепствовали трибуналы. Особисты работали днями и ночами, выискивая паникеров, трусов, шпионов и вражеских диверсантов. И за бездарность советских генералов сполна платили своими жизнями простые русские парни и мужики.
Кто-то должен был за это ответить. Чувство всеобщей вины требовало найти виновного. Политическая и военная элита страны готова была назвать любое имя, даже самое безвинное, лишь бы снять с себя тягостный комплекс ответственности перед гибнущей державой.
Генерал армии Павлов возвращался на фронт после беседы с Жуковым.
Но в его судьбе уже была поставлена жирная точка.
Сталин вызвал к себе Мехлиса и Берию. Попыхивая трубкой дал напутствие: