— Не трогайте его, — жалобно поскуливал Андрей. — Убогий он, с головой совсем плохо… Псих, одним словом. Вообразил себе неизвестно что, вот я с ним и мучаюсь. И послать его подальше не могу. Контракт! — Актер потеребил серьгу. — Мне три месяца осталось. Потом — всё! Уйду. Не могу больше.
— Погоди. — Пыл погони прошел, и Соловец был более-менее спокоен и рассудителен. — Давай по порядку. Кто он такой и что за контракт?
— Его действительно зовут Алексей Бадягин. — Перетеркин понял, что бить его пока не собираются. — Он сын одного бизнесмена. Крупного. Ну вот. Два года назад у него съехала крыша. Видимо, слишком много смотрел боевиков и слишком долго играл в компьютерные стрелялки. В одно утро проснулся — и финиш. Никого не узнаёт, орет, что он — агент то ли ФСБ, то ли ФАПСИ, то ли ГРУ, и требует, чтобы ему дали спецзадание.
— Может, он так от армии косит? — глубокомысленно предположил пузатый патрульный. — Вон лось какой здоровый. Прямая дорога в десант. И в горы, на Кавказ, чичеров гонять, — сержант вспомнил сентенции Соловца.
— Не, какой там! — печально отмахнулся актер. — Его папахен давно весь горвоенкомат купил и сынишку отмазал. Типа, близорукость, плоскостопие, эпилепсия и энурез вкупе с хронической диареей.
— А он, случайно, никакого тяжкого преступления не совершал? — прищурился измазанный в алебастре Котлеткин, желая внести посильную лепту в разговор и заявить о себе не только как о простом водителе ментовского «козла», но и как о человеке с дедуктивным складом ума, не зря пошедшем срубать капусту мизерного оклада в разветвленную правоохранительную систему. — А то ведь как бывает: убьет кого-нибудь, а потом типа за хулиганку попадает и — кранты. Распространенное явление, доложу я вам…
— Ничего подобного убийству или другому тяжкому преступлению он не делал, — раздраженно застенал Перетеркин. — Максимум — это как раз мелкое хулиганство. Но его родня за такие вещи платит. И платит хорошо.
— Это к делу не относится. — Соловец заметил, как при упоминании о деньгах радостно заблестели глаза измученных смехотворными зарплатами коллег. — Так что произошло после того, как он окончательно съехал с катушек?
— Сначала месяц лежал в больнице, — разъяснил актер. — Однако никаких сдвигов. Главврач и решил, что лучшей терапией для этого придурка будет амбулаторный режим и создание вокруг него той атмосферы, что он сам себе придумал. Кстати, а он сейчас без сознания? — осторожно поинтересовался Перетеркин.
— Точняк, — подтвердил старший наряда ППС. — С полчасика еще проваляется..
— Можно вашу дубинку? — попросил актер.
— Пожалуйста, — со свойственной представителю российских правоохранительных органов вежливостью, давно вошедшей в поговорку, отреагировал сержант.
Перетеркин взял резиновую палку, встал, подошел к распростертому телу и несколько раз зло потыкал «демократизатором» в спину Бадягину. Тот, не открывая глаз, чему-то улыбнулся.
— Полегчало? — осведомился пузатый пэпэ-эсник.
— Еще как! — Перетеркин вернул дубинку сержанту, сел и закурил, блаженно прикрыв глаза. — Давно мечтал. Только вот случая не представлялось.
— За отдельную плату мы можем его так обработать… — хохотнул, подмигивая, старший наряда ППС.
— Закончили базар, — поморщился Соловец, вернувшийся в разговор из тяжкого мира дум. — Так что было после выхода этого типа из больницы?
— Создали ему атмосферу, — вздохнул Перетеркин. — Напечатали десяток ксив, а чтобы за ним присмотр был, наняли меня. Вот и мотаюсь туда-сюда, дурака своего из передряг вытаскиваю и слежу, чтобы он чего-нибудь серьезного не напортачил. Он думает, что я его напарник, майор Краснович. — Актер опять тяжело вздохнул и показал сидящим на ящиках и досках милиционерам аналогичное удостоверение, что те уже видели у сумасшедшего «агента». — Тоже «сотрудник Федерального бюро национальной безопасности России».
— Дела-а-а, — протянул Недорезов.
Это еще не всё. — Перетеркин почмокал обветренными и потрескавшимися губами. — В параллель со всей этой фигней мой подопечный думает, что он популярный актер. Звезда телесериалов про спецназовцев и кумир театралов, мать его…
Стражи порядка сочувственно закивали головами.
— Не дай Бог сына-актера, — согласился Котлеткин.
Очень скоро Петренко пришлось убедиться в правдивости рассказа Васи Рогова.
Южный город совсем не походил на холодный майский Питер с его весенним снегом, переходящим в унылый моросящий дождь. На улицах то и дело встречались военные патрули, грохотали по булыжной мостовой конные экипажи, затем прошла рота солдат, горланящая песню о вещем Олеге с припевом: «Так за царя, за родину, за веру…»
Посреди центральной площади города Овечкин указал на высокое здание:
— Вот мы и пришли. — Затем кивнул часовому: — Офицер со мной. — И решительно пропустил начальника РУВД вперед.
Полковник Леопольд Кудасов оказался еще более подозрительным, чем его подчиненный.
Он долго и, по мнению знакомого с оперативной работой Мухомора, довольно примитивно пытался «расколоть» гостя на всяких мелочах. Дескать, как пройти в библиотеку или сколько коней стоит на Аничковом мосту? А потом начал сыпать какими-то фамилиями и титулами, из которых часть была явно вымышленная, интересуясь, не служил ли господин полицейский под началом этих замечательных персон.
Честно говоря, услышав про Аничков мост, Николай Александрович чуть было не ляпнул, что коней оттуда некоторое время назад увезли на реставрацию, увенчав постаменты рекламой какого-то банка, но вовремя спохватился. Что же касается остальных вопросов, то здесь Кудасову определенно ловить было нечего: знания, полученные на истфаке Ленгосуниверситета, где учился Петренко до службы в милиции, оказались прочными. «Сдача экзамена неизбежна, как крах мирового империализма», — вдруг вспомнилась старая студенческая присказка. И этот, не самый приятный, экзамен в контрразведке подошел к концу. Напоследок, разыграв возмущение от бесконечных расспросов, Мухомор набросился на Кудасова: