А вот отец глаз не отвел. Он смотрел на Магнуса так, словно его стесняла необходимость пребывать в одной комнате с сыном. С нахальным и неуклюжим принцем Магнусом, его наследником. «Нынешним наследником», – мрачно подумал принц, вспомнив про Тобиаса, правую руку отца. Интересно, настанет ли день, когда отец одобрит хоть что-то, что он делает?.. Видимо, следовало сказать «спасибо» уже за то, что король вообще его сюда пригласил. Правда, сделал он это наверняка больше затем, чтобы всем показать – королевская семья Лимероса сильна и сплоченна. Ныне и во все времена!
Какая насмешка…
Будь его воля, Магнус давно бы уже оставил холодный, сумрачный, лишенный красок Лимерос и взялся неторопливо исследовать иные страны за Серебряным морем. Имелось, однако, одно обстоятельство, которое прочно удерживало его на родном берегу – даже теперь, когда ему должно было вот-вот исполниться восемнадцать.
– Магнус! – Люция подбежала к нему и припала рядом на колени, полностью поглощенная его пострадавшей рукой. – Ты же поранился!
– Пустяки, – отозвался он. – Царапина.
Но кровь уже успела просочиться сквозь импровизированную повязку, и брови Люции сошлись к переносице.
– Царапина? Вот уж не думаю. Пошли со мной, я как следует перевяжу.
И она потянула его за руку.
– Ступай с ней, – посоветовала госпожа София. – А то еще зараза какая привяжется.
– Ну, если зараза… – Магнус сжал зубы. Боль пустяковая, но ему было очень неловко, и вот это вправду жгло. – Что ж, сестренка. Давай штопай меня.
Она тепло улыбнулась ему, и от этой улыбки у него что-то оборвалось внутри. Что-то, чего он очень старался не замечать.
Выходя из пиршественного зала, Магнус больше не смотрел ни на отца, ни на мать. Люция увела его в смежную комнату, где было заметно холоднее, чем в зале, кое-как согретом телами пирующих. Стенные занавеси почти не задерживали стылого дыхания камня. Бронзовый бюст короля Гая сурово смотрел с высокого постамента меж длинных гранитных колонн; казалось, отец и теперь не спускает с него глаз. Люция велела служанке принести тазик с водой и тряпицы для повязок. Потом села рядом с братом и стала развязывать салфетку у него на руке.
Он позволил делать, что ей хотелось.
– Стекло хрупкое попалось, – пояснил он.
Люция подняла бровь:
– Вот прямо так и разлетелось без всякой причины, да?
– Именно.
Она со вздохом обмакнула тряпицу в воду и стала бережно промывать рану. Магнус почти не замечал боли.
– А я вот знаю, почему это случилось, – сказала она.
Он напрягся:
– Неужели?
– Все дело в отце. – Люция на миг вскинула синие глаза. – Ты на него сердит.
– Думаешь, я, подобно множеству его подданных, вообразил, будто сжимаю королевскую шею вместо ножки бокала?
– А что, так и было? – Люция крепко придавила рану, чтобы остановить кровь.
– Я совсем не сердит на него. Все как раз наоборот – это он меня ненавидит.
– Неправда. Он любит тебя.
– Единственный на всем белом свете…
Лицо принцессы озарилось улыбкой.
– Ой, Магнус, что за глупости? Я тебя тоже люблю. Даже больше, чем кто-нибудь в целом мире. Уж ты-то это знаешь, правда ведь?
Ему как будто пробили дыру в груди, запустили туда руку и крепко стиснули сердце. Магнус прокашлялся и посмотрел на свою руку.
– Конечно знаю. И я тоже тебя очень люблю.
Голос отчего-то прозвучал хрипло. Ложь всегда давалась ему очень легко. А вот что касается правды…
Его чувство к Люции было любовью брата к сестре.
Удобная и легкая ложь. Даже когда он лгал себе самому.
– Ну вот, – сказала она, гладя готовую повязку. – Теперь все заживет.
– Тебе целительницей стать надо.
– Боюсь, наши родители не сочтут это подходящим занятием для принцессы.
– Тут ты права. Не сочтут.
Ее ладошка все еще лежала у него на руке.
– Благодарение богине, ты порезался не очень серьезно…
– Да, слава богине, – сухо выговорил он и скривил губы. – Ты так преданно служишь Валории, что я начинаю казаться себе недостаточно набожным, и мне стыдно. И так было всегда…
Она бросила на него острый взгляд, но улыбаться не перестала.
– Я знаю, ты считаешь глупостью столь сильную веру в незримое.
– Слова «глупость» я не употреблял…
– Между тем иногда необходимо бывает поверить во что-то большее, чем ты сам, Магнус. Или хоть попытаться. Поверить в нечто, чего нельзя ни видеть, ни осязать. Впустить веру в свое сердце, несмотря ни на что. Однажды, в миг нужды, это может придать тебе сил…
Он терпеливо слушал.