– Как скажешь, сестричка.
Улыбка Люции стала шире. Ее всегда забавлял пессимизм Магнуса, и подобный разговор был у них далеко не первым.
– Однажды ты уверуешь, – сказала она. – Я это знаю.
– Я в тебя верую. Разве этого не достаточно?
– Что ж, тогда я постараюсь подать своему дорогому брату добрый пример. – Она потянулась к нему и коснулась губами его щеки, отчего он на мгновение перестал дышать. – Мне пора на пир, его ведь как-никак устроили в мою честь. Мать рассердится, если я исчезну и не вернусь.
Он кивнул и потрогал повязку.
– Спасибо, милая. Ты мне жизнь спасла.
– Ну да, конечно. Лучше постарайся вести себя сдержанней, когда кругом хрупкие вещи.
– Учту…
Она в последний раз улыбнулась ему и поспешила в пиршественный зал.
Магнус еще несколько минут сидел неподвижно, прислушиваясь к гудению голосов. Он никак не мог собраться с силами, чтобы встать и присоединиться к пирующим. Ему не хотелось туда. Там было неинтересно. Если завтра его кто-нибудь спросит, отговорится слабостью из-за потери крови.
Он и в самом деле чувствовал себя больным. То, что он ощущал к Люции, было неправильно, нехорошо. Неестественно. И эта отнюдь не братская любовь росла день ото дня, как ни старался принц избавиться от наваждения. Вот уже целый год Магнус через силу заставлял себя смотреть на других девиц при дворе. И это притом, что отец вовсю давил на него, требуя, чтобы сын избрал себе будущую супругу.
Чего доброго, король скоро решит, будто нежность его отпрыска принадлежит вовсе не девушкам…
И пускай. Магнуса не особенно волновало, что станет о нем думать отец. И потом, даже если бы ему в самом деле нравились мальчики, король все равно рано или поздно потерял бы терпение и женил на ком-нибудь по своему выбору…
И это в любом случае будет не Люция. Такой возможности Магнус не представлял себе, даже когда давал полную волю фантазии. Браки между близкими родственниками – даже членами царствующего дома – были строго запрещены как законом, так и религией. Если Люция когда-нибудь узнает о глубине его чувства, она исполнится отвращения. А он совсем не хотел погасить свет в ее глазах, тот, что вспыхивал, когда сестра на него смотрела. Этот свет… единственное, что вообще радовало его в жизни…
Все прочее делало бесконечно несчастным.
Вот в прохладном, скудно освещенном коридоре возникла молодая служанка и замедлила шаг, поглядывая на него. У нее были серые глаза и каштановые волосы, уложенные в кичку. Шерстяное платье не новое, поблекшее, но чистое и неизмятое.
– Принц Магнус, могу я нынче вечером чем-нибудь вам послужить?
Присутствие красавицы-сестры становилось для него вечной пыткой, и, чтобы не сойти с ума, он время от времени позволял себе ничего не значившие развлечения. Эмия неизменно помогала ему в этом – причем несчетными способами.
– Сегодня, пожалуй, нет, радость моя, – сказал он.
Но она подошла ближе и таинственным шепотом сообщила:
– Король покинул пир и прямо сейчас стоит с госпожой Маллиос на балконе. Они о чем-то беседуют вполголоса… Интересно, так ведь?
– Возможно.
За последние несколько месяцев Эмия показала себя до крайности полезной, когда дело касалось вынюхивания и подслушивания. Она охотно сделалась глазами и ушами Магнуса внутри всего замка и не испытывала никаких душевных терзаний, при малейшей возможности шпионя для принца. И все это – за доброе слово и улыбку время от времени. Бедняжка была уверена, что так на веки вечные и останется его любовницей. Увы, ее ждало разочарование. Магнус чаще всего забывал о ее существовании – если только она не стояла прямо перед ним, как сейчас.
Приобняв девушку за талию, он отпустил ее, сам же беззвучно двинулся в сторону каменного балкона, что выходил на темное море и каменные утесы, которые служили насестом и замку, и всей столице Лимероса. Отец любил приходить сюда, когда ему требовалось поразмыслить. И не обращал внимания на пронизывающий холод зимних ночей вроде теперешней.
– Не глупи, – прошипел с балкона король. – Эти слухи тут ни при чем. Все твои суеверия!
– Но как еще это объяснить? – прозвучал женский голос. Он принадлежал госпоже Сабине Маллиос, вдове бывшего советника короля. По крайней мере, официально ее величали именно так. За глаза же она именовалась любовницей короля. И оставалась таковой уже почти двадцать лет. Король не делал секрета из своей связи, не скрывая ее ни от жены, ни от детей.
Королева Альтия молча сносила неверность супруга. Магнус, впрочем, сомневался, что бесчувственная женщина, которую он называл матерью, вообще интересовалась, чем занимался ее муж. И с кем.