И Йонас отошел прочь от толпы, собравшейся ради похоронного ритуала. Он уносил в сердце безжизненный образ пустой оболочки, некогда вмещавшей дух брата, и сердце грозило не выдержать. Шагая, он встретил взгляд сестры. Глаза Фелиции блестели от слез.
«Ты знаешь, что следует сделать, — сказала она. — Отомсти за него!»
…И вот он стоял здесь, готовый перейти границу Ораноса. Хищник, вышедший на охоту за особенной дичью. Он со спокойной уверенностью сознавал, что уже не вернется домой. Рано или поздно падет где-нибудь там, на той стороне. Умрет с радостью, расплачиваясь жизнью за свою месть…
— А серьезный-то до чего… — произнес голос в потемках.
Йонас напрягся всем телом и быстро крутнулся вправо, но прежде, чем он успел коснуться оружия, крепкий кулак врезался ему в живот. Шатаясь, ловя ртом воздух, он качнулся назад… Тяжелое тело налетело на него и повалило на землю. Удар вышел жестким. Йонас начал барахтаться, силясь встать, но тут его горла коснулось острое лезвие.
Он перестал дышать… И увидел над собой пару темных глаз.
— Убит, — насмешливо скривились знакомые губы. — Видишь, как легко и просто это может случиться?
— Слезь с меня, — зарычал Йонас сквозь зубы.
Лезвие исчезло с горла. Он сердито отпихнул человека, прижимавшего его к земле, и тот наконец отодвинулся с негромким басовитым смешком.
— Ну ты и дурак, — сказал он затем. — Воображаешь, будто можешь вот так просто исчезнуть и никто ничего не заметит?
Йонас мрачно смотрел на своего лучшего друга, Брайона Раденоса.
— Я тебя с собой не звал.
Тот провел рукой по черным спутанным волосам. Белые зубы сверкнули в улыбке.
— А я просто взял да выследил тебя, — сказал он. — Благо ты натоптал от души. Это было легко…
— Странно, что я тебя не заметил, — буркнул Йонас, отряхивая рубашку. После дружеской стычки на ней появилась прореха и несколько новых пятен. — От тебя же воняет, как от паршивой свиньи.
— Никогда ты не умел придумывать оскорбления, — фыркнул Брайон и в свою очередь понюхал воздух. — Ты, знаешь, сам нынче вовсе не весенней свежестью благоухаешь. Любой страж приграничья тебя за полсотни футов учует.
Йонас все так же исподлобья смотрел на него.
— Не лез бы ты не в свое дело, Брайон.
— Когда мой друг убегает с целью дать себя прикончить, это очень даже мое дело.
— Все равно!
— Можешь спорить со мной хоть до завтра, если только это удержит тебя от безрассудного похода в то королевство.
— А то я первый раз туда отправляюсь…
— Верно. Зато в последний. Думаешь, я не понял, что у тебя на уме? — Он покачал головой. — Повторюсь, но скажу: дурак!
— Сам ты…
— Хочешь ворваться в оранийский дворец и убить двоих королевичей. Как по мне, олух и есть…
Йонас угрюмо буркнул:
— Оба заслужили смерти!
— Но не таким же образом!
— Тебя там не было! Ты не видел, что произошло с Томасом!
— Зато наслышан с избытком. И твое горе каждый день у меня на глазах. — Брайон медленно вздохнул, глядя на друга. — Я знаю, как ты думаешь, Йонас. Знаю, что чувствуешь. И потом, я ведь тоже потерял брата, припоминаешь?
— Он свалился пьяный с утеса и разбился насмерть. Это не одно и то же!
Брайон заметно напрягся: напоминание о том, что брат не был достойнейшим из людей, его не слишком порадовало. Хорошо хоть, у Йонаса хватило совести вздрогнуть и сморщиться, осознав, насколько низко он пал, если заговорил о таком.
— Потеря родного человека всегда болезненна. Вне зависимости от того, каким был конец, — помолчав, проговорил Брайон. — Друга терять тоже очень тяжело, знаешь ли.
— Я не могу это так оставить, Брайон. Не могу смириться с убийством!
Йонас смотрел вдаль, за широкое поле позади полоски леса, разделявшего два королевства. Отсюда до оранийского дворца еще день пути, если пешком. Йонас был отменным скалолазом и не сомневался, что сумеет взобраться на стену. Своими глазами он замка не видал, но люди о нем много рассказывали. Во время последней войны между двумя державами, почти сто лет назад, тогдашний оранийский монарх обнес все королевские земли сверкающей мраморной стеной, оградив таким образом и дворец, и виллы знатнейших оранийцев. По некоторым слухам, внутри стен оказалась квадратная миля земли — целый город!
Главным для Йонаса было то, что на такой длинной стене уж точно найдется неохраняемое местечко. Тем более что серьезной угрозы обитателям дворца не возникало так долго…
— Ты правда думаешь, что сумеешь убить вельможу? — спросил Брайон.
— Легко!
— И принцессу? Располосовать горло девчонке тебе тоже будет легко?
Йонас посмотрел ему в глаза сквозь потемки.
— Она — воплощение всех богатых подонков, которые смеются над нами, нищими жителями умирающей страны. Ее смерть покажет королю Корвину, что мы не намерены с этим мириться! Томас всегда хотел, чтобы в отношениях между нашими королевствами все изменилось. Может, с этого и начнется!
Брайон покачал головой:
— Ты охотник, Йонас. Но не убийца.
У Йонаса вдруг защипало глаза, и он отвернулся. Еще не хватало разреветься при Брайоне. И вообще, показывать слабость — самое последнее дело. Подобного он больше никогда не допустит. Ибо это само по себе означает полное и окончательное поражение.
Вслух он сказал:
— Но что-то надо же делать!
— Согласен. И думаю, что способы есть. Я просто хочу, чтобы ты думал головой, а не сердцем.
Йонас невольно фыркнул при этих словах:
— По-твоему, я сейчас слишком прислушиваюсь к чувствам?
Брайон закатил глаза:
— А то нет?.. Сердце, кстати, у тебя такое же глупое, как и все остальное. Сам подумай. Даже будь твой Томас всем бунтовщикам бунтовщик, неужели ему хотелось, чтобы ты бегом примчался в Оранос и принялся тыкать кинжалом королевичей?
— Ну… Может быть…
Брайон склонил голову набок:
— В самом деле?
Нахмурившись, Йонас попытался вызвать образ брата.
— Нет, — сознался он наконец. — Томас этого не хотел. Он сказал бы, что я осел и самоубийца.
— А отсюда, — сказал Брайон, — уже недалеко до того, чтобы напиться пьяным в попытке забыть свои горести и свалиться со скалы, верно?
У Йонаса вырвался долгий прерывистый вздох.
— Он был таким надменным и наглым, этот молодой вельможа… государь Эрон Лагарис. С таким видом назвал нам свое имя, словно ждал, что мы перед ним на колени попадаем. Мы для него — ничтожные крестьяне, готовые благоговейно целовать кольцо у него на руке!
— Я же не говорю, что подонок не должен сполна заплатить за кровопролитие. Просто не хочу, чтобы пролилась еще и твоя кровь.
И на щеке у Брайона дернулась жилка.
Он был человеком невероятно уравновешенным, но ни самым мудрым среди друзей Йонаса, ни его главным советчиком до сих пор не считался. Наоборот, всегда охотно ввязывался в заварушки, в которых у кого-нибудь обязательно трещали кости — или у супостатов, или у него самого. Правую бровь Брайона рассекал шрам — зримая память об одной из таких баталий. И в отличие от большинства соотечественников, Брайон был решительно не согласен стоически дожидаться приговора судьбы.
Друзья некоторое время молчали, потом Йонас сказал:
— А ты помнишь, какой план был у Томаса?
— Который? У него столько их…
Это вызвало у Йонаса улыбку.
— Да уж… Я о том, когда он собирался искать встречи с вождем Базилием.
Брайон вскинул брови:
— Ты серьезно? Никто не видит вождя. Он сам видит тебя!
— Я знаю, — ответил Йонас.
Вождь Базилий вот уже несколько лет вел жизнь затворника, не общаясь ни с кем, кроме членов семьи, узкого круга советников и еще телохранителей. Поговаривали, он проводил свои дни в духовных путешествиях, пытаясь разыскать Родичей — четыре легендарных предмета, что содержат в себе беспредельную магическую силу… и утеряны вот уже тысячу лет назад. Еще рассказывали, будто владение всеми четырьмя вело к неограниченной власти.