— Почему ты не сказала мне правду о том, кто такой Ник? — спросил он резким тоном, предполагающим необходимость прямого ответа.
— Какую же это правду? — Оливия намерено делала вид, что не понимает, о чем идет речь.
— Ты прекрасно знаешь какую, — сухо заметил Гил. — Он же вовсе не твой любовник.
Оливия не могла спокойно смотреть в глаза Гила. Ей нужно было чем-нибудь занять себя, чем угодно. Она поставила стакан, из которого пила воду, на стол. Затем наклонилась и принялась разгружать посудомоечную машину, вытаскивая поочередно тарелки и вилки и раскладывая все это по шкафам и ящикам.
— Или он все же твой любовник? — добивался ответа Гил.
Оливия быстро взвесила, стоит ли врать. Впрочем, какой в этом смысл? Гилу ведь теперь прекрасно известно, что Ник — просто друг.
— Я никогда не говорила, что он мой любовник.
— Но ты устроила так, что я поверил.
— Тебе захотелось поверить, вот ты и поверил, — резко возразила Оливия.
— Зато ты предпочла не рассеивать мои заблуждения. Почему?
На столь прямой вопрос не так-то легко сразу найти остроумный и уклончивый ответ. Если бы между ними стоял воображаемый любовник, Оливия чувствовала бы себя надежнее, она знала это. Давая Гилу понять, что в ее жизни есть другие мужчины, она становилась менее уязвимой в своих отношениях с ним. И сейчас она не хотела, чтобы он узнал правду: никаких любовников у нее нет, более того, их никогда и не было.
— Это… это тебя не касается, — юлила она.
— Может быть, но чего ты добивалась, оставляя меня в заблуждении? Любопытно узнать, почему ты сочла подобную ложь необходимой?
Оливия запаниковала, не зная, что сказать.
— Почему? — повторил Гил.
— Это не ложь. Если даже Ник — не мой любовник, это не означает… — Оливия многозначительно умолкла, оборвав фразу.
— Что не имеется других, — докончил за нее Гил.
С молниеносной быстротой он протянул руку, схватил Оливию за локоть и привлек к себе.
— Отложи это, — потребовал Гил грубо. Затем выхватил ножи и вилки у нее из рук и с шумом швырнул их на стол. — Я знаю, что в прошлом у тебя были другие. А как обстоит дело сейчас, Оливия?
Почему ее личная жизнь не дает ему покоя? Почему его голос звучит так, словно это очень важно для него? Оливии так хотелось бы прочитать его мысли, понять причины его странных поступков.
У нее в голове все перемешалось. С огромным трудом ей удавалось думать. Единственное, что она воспринимала, — это силу рук Гила, который удерживал ее перед собой. Она ощущала на себе его напряженный жгучий взгляд, устремленный на нее в ожидании ответа. Не в силах выдержать его взгляд, она опустила глаза.
— Так что же ты скажешь?
Его хриплый голос зачаровал ее. Испуганная, она подняла на него глаза и со страхом взглянула в бездонные черные зрачки Гила. Казалось, Оливия и Гил долго, бесконечно долго пожирали друг друга глазами, потом он наклонил голову для поцелуя, жадно, нетерпеливо приник к ее рту, раздвинув языком ее губы. О, какое блаженства испытала она в этот миг. Оливия ощущала, как расплавлялось ее тело, прикасавшееся к жаркому телу Гила. Ее пальцы непроизвольно потянулись к застежке на вороте его спортивной трикотажной куртки, поднялись выше — к резко обрывающейся линии плеч. Неужели самые невероятные ее мечты осуществились? Она одновременно и хотела и боялась этого. Его руки двинулись вниз, обхватив мягкие округлости ее ягодиц. Оливия с готовностью изменила позу и плотно прижалась к Гилу, опьяненная его возбуждающей мужской силой. Лишь почувствовав его твердую пульсирующую мужскую плоть, она испуганно отстранилась.
Зеленые глаза девушки и черные глаза мужчины встретились. Несмотря на густую завесу чувственного влечения, она поняла, что стоит на краю пропасти, и как раз вовремя отступила назад.
— Я… — простонала она томно.
Пальцы Гила накрыли ее рот и заставили замолчать.
— Скажи мне, у тебя есть кто-нибудь? — Его голос был резким и безжалостным.
Лгать Оливия не могла.
— Нет, — прошептала она чуть слышно.
Гил вновь нашел ее губы и прижался к ним в страстном порыве.
Оливия, не в силах сдерживать себя, поднялась на цыпочки и прильнула к нему, в надежде утолить свои собственные пылкие желания. Ее бледное, с тонкими чертами лицо зажглось ярким румянцем. Она была удивительно хороша в этот миг.
Гил поднес свой тонкий палец к ее губам, провел по ним, прежде чем спуститься по нежному склону ее подбородка, по грациозному изгибу шеи глубже в открывающуюся часть долины, туда, где воротничок ее тренировочного костюма прикрывал изящные выпуклости грудей.
Оливия почувствовала, что у нее захватило дух от восторга, и стон наслаждения уже готов был сорваться с ее полуоткрытых губ. Расслабляющий жар распространился по рукам и ногам, и она не отрывала глаз от Гила в зачарованном ожидании. Ей хотелось сказать, чтобы он не останавливался, ее умоляющий взгляд взывал к продолжению его путешествия. Должен же быть какой-то выход этой сладостной муке.
Гил тоже изнемогал от желания; из-под полуприкрытых век он видел, как страсть затуманила ее глаза, и они из зеленых превратились в матовые, цвета морской волны.
— У тебя изумительное тело, Оливия, — прошептал он, — но, по правде говоря, не думаю, что сейчас время заниматься любовью. Тебе надо на работу, да и мне давно пора сидеть в своем кабинете.
Гил приподнял ее подбородок, заставив смотреть на себя.
— Однако же, как я, черт возьми, смогу сидеть за своим столом и работать, когда моя душа и тело рвутся к тебе? Просто не знаю.
Щеки Оливии вспыхнули. Как ей понимать его слова? Неужели это своеобразное признание в любви?
Гил невесело рассмеялся.
— Зачем краснеть, Оливия? Неужели ты краснеешь всякий раз, как твои любовники прикасаются к тебе?
Румянец приобрел багряный оттенок. Оливия не нашлась, что сказать в ответ. Пальцы Гила сжали ее плечо.
— Просто наше с тобой время переносится. Ты это понимаешь, не так ли?
Она вяло кивнула, смирившись наконец со своей участью.
— Поужинаем вместе… сегодня? — вдруг предложил он.
— Да… с удовольствием…
Не могла же она отказаться от того, чего так страстно желала… в чем так остро нуждалась? Ей нужен был Гил. Все пять прошедших лет она тосковала по нему, но не имела сил признаться в этом даже себе самой вплоть до последнего момента. Ни один мужчина не оказывал на нее такого воздействия, как Гил. Кажется, он видит насквозь, каждое его прикосновение вызывает в ней дикий всплеск желания. Что же ей делать? Его власть над ней вызывала даже страх.
Несколько позже, когда Оливия встала под душ, она поняла, как настойчиво жгучее желание, которое Гил разбудил в ней. И удовлетворить его способен только он.
Вечером Оливии потребовалось почти столько же времени, чтобы выбрать наряд, как в то утро пять лет назад, когда они собирались на прогулку по Лондону. Что ни говори, а нынешняя встреча была еще более важной.
Она остановилась на светло-розовом вечернем платье; скромное по стилю, оно удивительно подчеркивало ее женственность, не выставляя ее напоказ. Она подобрала волосы на затылке, позволив нескольким прядям спуститься вдоль висков, чем смягчила слишком строгим эффект. Жемчужные серьги она подобрала в тон к кулону в форме слезы, доходящему до ложбинки, разделяющей ее груди.
Она прочитала одобрение в глазах Гила, когда ли заехал за ней — стало быть, затраченные усилия оказались не напрасными.
— Как чудесно ты выглядишь, — нежно сказал Гил.
— Спасибо, — пробормотала она в смущении, чувствуя жар, разлившийся по всему телу. В черном вечернем костюме он сам был просто неотразим.
Ресторанчик, выбранный Гилом, явно был из тех, в которые не ходят со случайными знакомыми. Небольшие столики на двоих, освещаемые свечами, разделялись живописными перегородками, предназначенными для того, чтобы скрывать от посторонних взгляды и жесты, которыми обменивались пришедшие пары.
Оливия не совсем четко представляла себе, случаен ли выбор Гила. В известном смысле он в Лондоне — иностранец. Интересно, знал ли он заранее, что в этом ресторане большинство посетителей составляли исключительно любовные парочки?