- Да, вот, - стали мы сказкой всего города!.. Можешь радоваться!.. Довела!.. Дорвалась!..
Однако бросал эти слова, проходя мимо нее или уходя из общей столовой к себе во флигель, чтобы не слушать разлива ее криков.
Но она все-таки кричала ему вслед:
- Ишь, собачонка!.. Вредная!.. Гавкнет, и в подворотню!.. Собачонка!.. Шавка шалая!.. Барбосяка!..
Во флигеле Маркиз сильно хлопал дверью и, глядя на нее из окна, затыкал уши.
Всего только один раз они с Елей ходили на свиданье к арестанту, и очень противны показались Маркизу и гнусный воздух тюрьмы, и дежуривший при свидании надзиратель, - черный, в оспе, - и даже сам Коля, - вялый, но с оттенком какого-то превосходства на припухшем лице и остриженный под ноль. (Красивые волосы свои очень ценил Маркиз, и попробовал бы его кто-нибудь остричь под ноль!)
Возвращаясь из тюрьмы, он говорил Еле:
- В конце концов кто же в этом виноват, как не он сам?.. Не хотел сидеть в гимназии, - сиди в тюрьме!.. Мама только предупредила события... Хотя, конечно... смело могла бы не предупреждать!..
- Ага!.. Вот!.. А отчего ты не остановил тогда мамы?..
- Когда не остановил?
- Когда!.. Будто не знаешь!.. Когда она призывала жандармов, - вот когда!.. Жандармам только того и надо было, чтобы их призвали!
- Что ты мелешь?.. Как бы я мог остановить маму?
- Отвел бы ее в комнаты и запер бы на ключ!
- Я?.. Маму?.. С мамой мог бы удар сделаться!.. Что ты!
- Ну что же, что удар! А может быть, и нет... Покричала бы и замолчала.
- От-вра-тительная ты девчонка!.. Не хочу я с тобой идти рядом!.. Уходи!..
И Маркиз перешел через улицу и зашагал по переулку. Однако Еля, постояв на месте два-три мгновенья, бегом бросилась за ним, обогнала его и бойко пошла впереди, чеканя шаги.
Он повернул назад, и тут же повернула назад она и пошла за ним следом, не отставая, как он ни уширял шаги.
- Смотри!.. Морду набью! - бросал он иногда назад.
А она отзывалась вызывающе:
- А ну-ка набей, попробуй!..
Так и дошла за ним следом до тихой улицы Гоголя, но за два квартала до своего дома отстала и свернула к особняку Ставраки. Маркиз был так взбешен ею и так стремился от нее уйти, что этого не заметил.
В доме Ставраки недолго пробыла Еля: Дина и Маня спешили на званый вечер. Она завистливо ахнула тому, как великолепно накрасила губы Дина, как замечательно подвела брови и глаза Маня, с осторожностью, чтобы не помять их платьев, повисла у них на шеях, попрыскалась духами "Иланг-Иланг", похохотала звонко и пошла домой в причудливой синеве сумерек.
Но в этой причуде сумерек от одной впадины стены отделилась и стала перед нею тень так неожиданно, что попятилась Еля.
Тень сказала тихо:
- Еля!.. Не узнали?..
- Вы - нахал! - крикнула Еля.
- Нет, я - Лучков, Еля...
- Кто-о?..
- Лучков... Не кричите так!.. Товарищ Коли... Я скрываюсь...
- Я видела, что скрывались... чтобы что-нибудь стянуть!..
- Тише, пожалуйста!.. Я насчет Коли... Что же вы его забросили так?.. Он погибнет!
- Во-от!.. Забросили!.. А кто у него был сейчас?
- Хлопочете о нем?
- А вам какое дело?
- Мне?.. Да ведь я тоже партийный!..
- Тоже!.. Подумаешь!.. Босявка всякий туда же: партий-ный!..
- Еля... Я нарочно дежурил тут, - думал - кто из ваших пройдет сказать... Что же вы не хлопочете?.. Ведь его в Якутку хотят сослать!..
- В Я-кут-ку?.. Это где на собаках ездят?
- Губернатор хочет! (совсем жутким шепотом) - Мы сегодня узнали.
Еля едва различала в густой тени переулка большие под нависшей кепкой глаза на тощем остром лице, и ростом он был не выше ее, и плечи узкие...
- Эх! - сразу осерчала она. - Лезут туда же мальчишки всякие!.. "Мы партийные"!..
- Тише, пожалуйста! - испугался Лучков. - Отцу скажите... Что же он бездействует?.. У него знакомых много... Про-па-дет малый зря!..
Тут чья-то поступь тяжкая послышалась вдали, приближаясь, и Лучков осел, съежился и пошел, ныряя в густых тенях и слабеньких световых пятнах, а Еля не могла не протянуть ему вслед презрительно:
- Эх, мальчишка!..
Но в доме, где все собрались к вечернему чаю, крепкий "Иланг-Иланг" сразу покрыл запах привычной валерьянки, и Володя-Маркиз, пронизав ее настигшими глазами, вскрикнул возбужденно:
- Ага!.. Понятно!.. Понятно, где ты изволила быть сейчас!..
Не одна валерьянка была привычная... Привычна была и сутулая сверху, а снизу широкая фигура матери, - тяжелая, очень тяжелая на вид, с руками широкими в запястьях и жесткими в ладонях, с немудрым лбом под жидкой, цвета сухой малины, косичкой, закрученной в калачик на темени... Привычен был и бычий взгляд (исподлобья и вкось) младшего брата Васи, которого не могла сегодня убедить она проведать Колю... Висячая лампа с жестяным облупленным абажуром, разномастные блюдечки и стаканы, нарезанный неуклюжими ломтями серый хлеб; таинственный угольник, который и теперь очень внятно трещал, - все это заставило Елю остановиться, не садясь за стол, и крикнуть в тон Володе:
- Тебе дела нет, где я была!.. Я была у подруги, у Цирцен Эльзы!.. Это она меня надушила!..
- Ты нагло врешь! - кричал Володя.
- А потом я видела Лучкова!.. Я с ним четверть часа стояла!.. Он скрывается!..
- Ах, очень хороша!.. - вступила в спор мать. - Похвалилась!.. Лучкова!.. Ворягу этого!..
- Он нисколько не воряга, мама!.. Ничуть!.. Неправда!.. И он заботится...
- О чем это?.. Чтобы к нам залезать?..
- О Коле, а не о "чем"!.. О Коле!.. Бросили в тюрьму, как так и надо!.. А его ссылают теперь!.. Вы знаете, что его ссылают?..
- Врешь!.. Он нам ничего не сказал, что ссылают! - кричал Володя. Врешь нагло!
- Это Лучков сказал, а не он!.. Лучков, а не он!.. Откуда он может знать?.. Ты - дурак!.. Ему этого не скажут, а прямо погонят!..
Зинаида Ефимовна махала широкими руками, обеими сразу на них обоих, точно дирижируя хором, и кричала сама:
- Ша!.. Ша!.. Гавкалы!.. Барбосы!.. Ты - скверная девчонка!.. Куда ссылают?..
- В Якутку!.. Вот куда!.. В Сибирь!.. Где на собаках ездят!.. Вот куда!..
Еля вся раскраснелась и чувствовала это, и запах "Иланга" ее опьянял, ставил выше домашнего, делал нездешней, своей собственной...
- Врешь! - перебила мать криком. - И Лучкова ты не видала, - все врешь!.. Отпускают Кольку!.. У губернатора чиновник Мина сам сказал! Под надзор родителей!..
- Когда сказал?.. Кому сказал?.. - сразу спала с тона Еля, а Вася качал головою презрительно:
- На со-ба-ках!..
И видно было, что ему даже жаль Колю: "Отпустят, - и что же дальше? Ничего совершенно!.. А мог бы покататься на собаках!.."
Он потому только не пошел в тюрьму с сестрою и братом, что как раз сегодня после обеда назначена была проба гигантского змея в десть бумаги, который клеили втихомолку в сарае у соседей Брилей, и задались острым вопросом пытливые умы: может ли такой змей поднять человека в возрасте девяти лет?.. Девятилетний человек этот приготовишка Алешка Бриль решался смело пожертвовать в случае надобности своею жизнью для этого опыта, и при заносе и пуске гиганта самозабвенно ухватился за змеиный хвост, но оборвалась непрочная мочала!.. Так и не решен был этот волнующий вопрос: смог ли бы 24-листовой змей поднять Алешку на воздух?.. И Вася был в понятной досаде.
- Ага!.. А что?.. Придумала увертку, только неудачно? - поддразнивал Елю Маркиз, а Еля кричала вне себя от злости:
- Не придумала! Нет!.. Нет!.. Лучков сказал!.. Он - партийный!.. У них известно!.. Лучков!.. Лучков!.. Лучков!.. Лучков!.. Лучков!..
Она могла бы кричать так бесконечно, если бы не замахнулась на нее мать:
- Да замол-чать ты, тварь!..
Но почему-то не выдержала Зинаида Ефимовна этой небольшой стычки так несокрушимо, как другие подобные... Тут же она села на стул, обмякла кульком, простонала, начав с тихого и все повышая голос: