– А что вы из себя представляли в пятьдесят пять? – спросил я.
– Вопрос в самую точку, – ответил Томас. – Если честно, то в пятьдесят пять я был жирным лентяем. Чтобы заставить меня серьёзно относиться к собственному здоровью, потребовалось пересадить сердце. Но я говорю лишь о том, что хорошо функционирующий семидесятипятилетний организм на самом деле может сделать очень многое, не будучи по-настоящему «молодым», а всего лишь находясь в отличной форме. Не исключено, что для этой армии не требуется ничего большего. Мы же не знаем: может быть, все остальные разумные расы во вселенной – никчёмные слабаки. Если исходить из такого предположения, то, как это ни дико звучит, оказывается, что иметь солдат-стариков более выгодно, поскольку молодые люди полезнее в обществе. Перед ними ещё целые жизни, в то время как мы – уже отработанный материал.
– Если это предположение верно, то, возможно, мы так и останемся стариками, но будем при этом здоровыми – по-настоящему здоровыми, – в задумчивости произнёс Гарри.
– Об этом я и говорю, – отозвался Томас.
– Ну так перестаньте говорить об этом, вы меня расстраиваете, – потребовал Гарри.
– Я заткнусь, если вы отдадите мне ваш сок, – нахально заявил Томас.
– Даже если из нас сделают высокофункциональных семидесятипятилетних стариков, как вы говорите, – вмешалась Сьюзен, – мы всё равно будем продолжать стареть. Через пять лет мы превратимся в высокофункциональных восьмидесятилетних стариков. А это и будет верхним пределом нашей полноценности в качестве солдат.
Томас пожал плечами.
– В наших контрактах говорится о двух годах. Возможно, им будет достаточно поддерживать нас в рабочем состоянии лишь на протяжении этого срока. Разница между семьюдесятью пятью и семьюдесятью семью годами не столь велика, как между семьюдесятью пятью и восьмьюдесятью. Или даже между семьюдесятью семью и восьмьюдесятью. Каждый год к ним приходят сотни тысяч таких, как мы. Через два года они смогут преспокойно заменить нас свежими новобранцами.
– Нас могут продержать на службе до десяти лет, – сказал я. – Это напечатано чёрным по белому. Из этого явственно следует, что они располагают технологией, которая позволит нам сохранить работоспособность на протяжении этого периода времени.
– К тому же у них хранятся образцы нашей ДНК, – добавил Гарри. – Возможно, они будут клонировать для нас запчасти или делать ещё что-то в этом роде.
– Вы правы, – признал Томас. – Но пересадка отдельных органов, костей, мускулов и нервов из клонированных тел в наши – чрезвычайно кропотливая работа. А ведь им ещё придётся возиться с нашими мозгами, которые пересадить нельзя.
Томас наконец поднял голову от тарелки и сообразил, что вогнал всех своих сотрапезников в тоску.
– Я не утверждаю, что нас не сделают снова молодыми, – сказал он. – Просто всё, что мы успели увидеть на этом корабле, убеждает меня, что Союз колоний обладает намного более совершенной технологией, нежели та, какая когда-либо имелась у нас дома. Но как доктор медицины я не в силах понять, каким образом им удастся обратить вспять процесс старения, да ещё настолько радикально, как мы этого от них ожидаем.
– Энтропия – сука! – заявил Алан. – У нас есть теории насчёт того, как обратить её вспять.
– Я вижу одно доказательство, и, на мой взгляд, довольно веское, того, что они каким-то образом улучшат наше состояние, – сказал я.
– Ну-ка, быстро, выкладывайте, – потребовал Гарри. – Теория Тома насчёт того, что мы вольёмся в самую старую армию галактики, портит мне аппетит.
– В аппетите как раз все дело, – ответил я. – Если бы они не знали, как поддерживать наши тела в хорошей форме, то не кормили бы нас блюдами с таким количеством жиров, какое может за месяц вогнать в гроб чуть ли не любого из нас.
– Очень верно, – согласилась Сьюзен. – Вы это очень хорошо заметили, Джон. Я уже почувствовала себя значительно лучше.
– Благодарю вас, – сказал я. – И, основываясь на этом доказательстве, я обрёл такую веру в способность Сил самообороны колоний излечить меня от всех моих бед, что сейчас пойду за добавкой.
– Заодно принесите и мне пару порций блинов, – попросил Томас.
– Эй, Леон, – сказал я, попытавшись встряхнуть дряблую тушу. – Вставайте. Хватит спать. У вас назначение на восемь часов.
Леон лежал на кровати неподвижно, как каменная глыба. Я воздел глаза к небу (вернее, к потолку каюты), вздохнул и наклонился, чтобы толкнуть его посильнее. И тут заметил, что губы его посинели.
«Этого только не хватало!» – воскликнул я про себя и ещё раз потряс его. Безрезультатно. Тогда я подхватил его под мышки и попытался (успешно) стащить с койки на пол. Это больше всего походило на перетаскивание мешка.
Схватив мой ЭЗК, я потребовал прислать медицинскую помощь, а сам опустился на колени и принялся нажимать на грудную клетку, время от времени вдувая воздух в рот. Я продолжал это занятие, пока меня не сменили двое медиков колониальной службы.
К тому времени перед открытой дверью собралась маленькая толпа. Я разглядел Джесси и ввёл её в каюту. Она увидела Леона на полу и быстро прикрыла рот рукой, чтобы не вскрикнуть. Я поспешно приобнял её за плечи.
– Как он? – спросил я у одного из колониальщиков, который о чём-то консультировался со своей ЭЗК.
– Он мёртв, – ответил тот. – Мёртв уже около часа. Похоже на сердечный приступ. Он закрыл крышку ЭЗК и встал, глядя на Леона сверху вниз.
– Вот бедолага! Забраться так далеко только для того, чтобы помереть буквально в самый последний момент!
– Последний доброволец в Бригаду призраков, – добавил другой колониальщик.
Я в упор взглянул ему в глаза. Мне показалось, что подобная шутка над ещё тёплым трупом отдавала крайним безвкусием.
4
– Так… давайте посмотрим, – сказал доктор и взглянул на экран своей огромной, по сравнению с моей, ЭЗК. – Вы Джон Перри, верно?
– Верно, – согласился я.
– А я доктор Расселл, – представился он и повнимательнее всмотрелся в меня. – Судя по вашему виду, можно подумать, что у вас только что умерла любимая собака.