Черные жуткие, с жабрами, безголовые, с огромной пастью в самом теле, пришли на четырех лапах с юга. Быстрые, кровожадные, они напрыгивали на людей и те почти целиком помещались в их пастях. И были у них кроме кривых зубов, похожих на рыболовные крючки, тысячи щупалец, вокруг жутких этих зевов, как трава на краю ямы. Демоны не ели людей, а высасывали. Обескровленные, синюшные люди вываливались из их глоток мертвецами.
Мы слушали старика, переглядывались и чем дальше он рассказывал про ужасы ада, тем больше мы ему не верили. Старуха с аппетитом, торопливо и неряшливо ела, изредка кивала и поддакивала:
- Так и было, так оно и было.
Дед к еде не притронулся. Вспоминая односельчан по именам и фамилиям, он вдруг воспламенился и чем дальше вел счет, тем ярче загорались его глаза, тем выше становился голос, тем чаще дышал и крестился. Ерошил костлявыми пальцами седую бороду, слюни летели из беззубого рта, он не замечал никого вокруг, казалось, видит только своих земляков и убивающих их тварей. Костерил мэра - пса шелудивого и его коблу с хунтой. Закончил апокалипсический сумбур, подкрепленный библейскими выжимками, эпитафией о каре Господней за грехи наши и выглядел абсолютно безумным. Смотрел с вызовом и, казалось, ждет от нас какого-то подвига, немедленных действий, облачения в доспехи. Задрал бороденку, выпрямился на табурете, словно кол проглотил, сдвинул кустистые седые брови. Глаза его горели во впалых глазницах, как уголья на дне ямы. Грязные одежды свисали с худых плеч лохмотьями. «Блаженный», «юродивый» - первые слова, что пришли мне на ум. Мы с Андреем многозначительно переглянулись.
- Очень интересно, - наконец, сказал Андрей, обрубая затянувшуюся паузу. - Вы простите нас нехристей, - он встал из-за стола, подошел к старику, взял его за локоть, поднял с табурета и повел на выход. - Я укажу место, где вас выслушают с достойным вашей информации вниманием. Мы, к сожалению, ничем не можем помочь. Очень, очень приятно было познакомиться… К специалистам вам надо.
Старуха увидела, что ее старика уводят, поднялась, наспех поблагодарила и просеменила следом, засовывая в складки грязного халата хлеб. Я услышал щелчок замка, и голос Андрея стих. Мы с Федором Игнатьевичем сидели в неловкой тишине и боялись заговорить. Уж больно впечатлил нас старик из Подгорье. Казалось, он еще присутствует здесь, дух его витает между нами и шепчет в уши страшные кары.
Андрей вернулся через пять минут.
- Ух тыш, теперь понимаю, почему мэр его так быстро отшил, - он улыбался и мотал головой. - Надо же, как обманчива внешность. А сразу и не скажешь… Они явно неместные. Пока провожал, старушенция рассказала, что их фермер на мотоцикле с люлькой подвез, потом пешком долго чапали. Два дня. В общей сложности, почти четыре сотни километров отмахали. Ладно, Михалыч, нам ехать пора.
- Как? Уже? - Лицо Федора Игнатьича вытянулось, - я думал, задержитесь. Поговорим, пообщаемся. Пиво! У меня в погребе холодное пиво есть! - радостно воскликнул он, - пиво попьем, шпроты достану...
- Прости, отец, - Андрей мотнул головой, указывая мне на дверь, - но нам, правда, пора. Обещаю, мы еще нагрянем.
Я чувствовал себя неловко, получалось, воспользовались радушием старика в корыстных целях. Для приличия надо бы поговорить с ним, на трещину глянуть, как - то уважить. Жалким мне показался Федор Игнатьевич. Моргал, бледная улыбка то возникала на тонких бескровных губах, то пропадала, словно он не мог поверить, что так быстро покидаем его. Не глядя на бывшего соседа, я проскользнул в коридор. Потом мы сели в машину и поехали к южным воротам.
- Ты чего такой хмурной? - спросил Андрей.
- С Игнатьичем как-то нехорошо получилось, - сказал я, глядя в боковое окно.
- Да, брось. Мы с ним нехорошо поступили, когда ты съехал. А сейчас так, ерунда. Некогда нам разглагольствовать. Помог - спасибо. Там зачтется. Мы же его не ограбили, не убили. Пусть радуется, что болото его всколыхнули свежей струей. Ты лучше скажи, что про беженцев думаешь? Поверил старику?
- Нет, не поверил, - помедлив, сказал я. Мне не понравился цинизм Андрея. Очень уж бесцеремонно, обращается с людьми: пользуется, берет, что надо и бросает. А может так и надо? Ну, чтобы достигнуть цели - идти напролом, утереть сопли и вперед по копаному?