Стряхнув оцепенение, я прошел на кухню. Едва переступил порог, как что-то темное, размером с кошку, метнулось в разбитое окно и исчезло. Сердце взбрыкнуло, страх зябью прошелся по спине. Я замер и осмотрелся. Кафель над мойкой потрескался, в швах засела зеленая плесень, дно раковины затянул рыжий налет. И пыль. Все покрывала серая вездесущая пыль.
Осторожно ступая между обломков битой посуды, подошел к шкафу, заглянул внутрь. Кроме пустых трехлитровых банок и жестяных контейнеров для сыпучих продуктов, ничего не обнаружил. Решил попытать удачу у соседей напротив.
По двери, обитой серым дерматином, ползали жирные мухи. Едва я приблизился к квартире, как почувствовал тонкий неприятный запах. Он мне не понравился, но не настолько, чтобы я убрался восвояси. Время от времени в квартирах, особенно на окраинах, мне попадались мертвецы. Их никто не хоронил. В редких случаях засовывали в специальные мешки и стаскивали в подвал, в основном просто закрывали одеялами или покрывалами. Забирали ценное, запирали двери, белой краской рисовали кресты, как на могиле, и уходили.
Я надавил на рукоятку и толкнул дверь. Она открылась легко, с тонким петельным писком. Шагнул через порог, запах мертвечины здесь чувствовался отчетливо, но мух не было. Прихожая убрана, в коридоре ковровая дорожка, большое зеркало под антресолью чистое, обувь в ряд у стены. Я заколебался: квартира была обитаема, но запах разложения наталкивал на мысль, что ее хозяин уже не призовет к ответу.
Первым делом я направился на кухню. Понадобилась минута, чтобы обшарить шкафы и убедиться, что они пустые. Раздосадованный, я вышел в коридор. Неприятный запах усилился. Опыт подсказывал, ничего хорошего это не предвещает, и в то же время... О это человеческое любопытство. Я подошел к закрытой двери, под которой лежало скрученное в жгут полотенце. Сердце учащенно забилось. Я надавил на дверную ручку и приоткрыл полотно. Мерзкое зловоние ударило в нос. В комнате с опущенными шторами трудно было что-то рассмотреть. Некоторое время всматривался в смутные очертания. Глаза постепенно привыкли к темноте, и я различил детали.
Большой встроенный шкаф тянулся вдоль всей стены, середину комнаты занимала широкая кровать. Под простыней кто-то лежал. Определенно, это был человек. Влекомый неизвестной силой, я шагнул в комнату. Из-под простыни выглядывала высушенная голова. Череп обтягивала темная, почти черная кожа, глазницы зияли дырами, безгубый рот оскалился желтыми зубами. В области живота простыня провалилась, казалось, до самого матраца. Рядом с кроватью на стуле висела мужская одежда.
В гробовой тишине у правого уха прожужжала муха, показалось, что тени в углах, разбуженные этим звуком, зашевелились и потянулись ко мне. Стало жутко, я развернулся и поспешил покинуть комнату. У выхода споткнулся о полотенце. «Кто-то специально заткнул щели, чтобы мухи не добрались до трупа», - подумал я, минуя коридор быстрым шагом.
Морщась от вони, потянулся к рукоятке входной двери. За мгновение до того,как ее коснулся, дверь распахнулась и в квартиру ворвалась маленькая сгорбленная старуха. В ее воспаленных широко распахнутых глазах стоял ужас, голова поворачивалась на жужжание мух. На меня она не обратила внимания, словно я был частью интерьера.
- Опять эти проклятые мухи, - она с грохотом захлопнула дверь. - Ты слышишь их, Паша? Я сейчас. Сейчас, дорогой, не бойся. Я не дам им съесть тебя. Паскудные мухи, - шипела старуха, скидывая галоши и семеня по дорожке босыми ногами с шишками на пальцах. Я прижался к стене, не смея шевельнуться.
- Ай-ай-яй-яй, - послышался тонкий истерический визг. Хлопнула дверь в спальню, и старуха исчезла. Ступая на цыпочках, я вышел из квартиры и плотно закрыл за собой дверь.
Глава 3. Безупречный план (А)
Когда я вернулся домой, спасателей уже не было. Второй подъезд так и остался под завалом. Я сомневался, что кого-то нашли, просто поняли, что их возня бесполезна, и убрались.
В квартире меня поджидал Андрей. Я знал, рано или поздно он обязательно объявится. Хорошо, что это случилось рано. Он сидел за кухонным столом у окна на прежнем месте и улыбался своей добродушной, располагающей улыбкой. Из уголка этой улыбки торчала зубочистка. Напротив него сидел Федор Игнатьевич с альбомом на коленях и заискивающе заглядывал ему в глаза.