Эльф поднимает глаза к безоблачному небу, как будто задает вопрос древним богам. Кто их разберет — этих девушек? Ей выход предлагают, а она…
— Похоже, что твоя услуга пришлась не ко двору. Дай я ей нос сломаю! — подрыкивает орк.
— Не надо, Траргок, я справлюсь сам. Нет такой девушки, которая не раздвинула бы ноги перед Мирралатом, — хвастливо заявляет эльф и продолжает раздеваться.
— А те семеро красавиц из Новарута?
— Не считается! Они любят только женский пол.
— А те двое из Стоунтауна?
— Тоже не считается — они дали обет воздержания, и я не смог преступить через иную веру.
— А та старуха из Тропотану?
— Отвернись, мой друг, и не смущай своим присутствием юную деву! — не выдерживает эльф.
Девушка все так же стоит, повернувшись к стене, когда сильные мужские руки обхватывают ее и ладони ложатся точно на сочные возвышенности, предназначенные для кормления детей. Она пытается вырваться, но не тут-то было. Эльф стреляет коленями под ее коленные чашечки, и она теряет равновесие. Падает как раз на расстеленный плащ.
— Вот, половина дела сделана, а дальше — дело эльфийской техники, — хохочет эльф.
Девушка пытается вырваться, но вместе с тем ощущает, как ей хочется поддаться этому сильному телу, как хочется перевернуться на спину и обхватить красивого остроухого мужчину за спину, как хочется впустить его в себя.
Его смех превращается в подрыкивание, когда он вытягивается на ней. Его природное оружие, будто копье из мифрила, толкается в нее сзади через ткань платья. Она извивается, потеряв голову от ощущения того, какой он большой. Эльф не щадит — окольцовывает мускулистыми руками, прижимая ее слабые руки к бокам.
Он двигается взад-вперед, трется о расселину между половинок ее зада и рычит на языке, который она не может понять. В какой-то момент она думает, что на ней возлегает орк, но нет, зеленый воин отворачивается к двери и внимательно изучает механизм. А она…
— Пусти меня! Пусть лучше сожрет дракон, чем трахнет какой-то вонючий эльф! — срывается с ее губ.
— Ну да, не помылся! — пыхтит он на ней. — Но я же не знал, что придется спасать невинную девицу.
Эльф скользит рукой между ее телом и землей, просовывает ладонь между волосатых ног. Она стонет от такого сокрушительного интимного прикосновения. Каждая частичка в ее теле пробуждается от резкой, жаждущей опустошенности. Разгоряченные мускулы внутри нее сжимают пустоту, требуют быть наполненными.
— Пусти!
— Нет. Дракону не достанется такая прелестница! — восклицает эльф.
Его вес столь тяжел, что она едва может дышать. Его губы скользят по легким волоскам на шее. Когда его зубы смыкаются на гладкой коже в маленьком любовном укусе, она почти кричит.
Она чувствует себя предельно возбужденной, обжигающей, испытывающей боль и нужду. Его ладонь касается ее лица. Средний палец проскальзывает между мягких губ, и она всасывает его, как всосала бы что-нибудь другое, не менее твердое.
Другой рукой он задирает подол ее платья, а твердые пальцы безжалостно принимаются исследовать ее беззащитные нежные складочки, распределяя влагу, плавно скользя и поглаживая. Буйная растительность не смущает эльфа — он ночевал на сеновалах хоббитиц. В то время, как его каменная мужественность толкается в ее зад, он вводит палец во влажную ложбину и глубоко вонзает его.
Парася вскрикивает и давит на его руку.
Да, о, да — это то, в чем она нуждается!
Слабые, прерывистые звуки слетают с ее губ, когда он умело проскальзывает в нее вторым пальцем, пока не достигает девственного барьера.
Нежно, но твердо, он пробивается сквозь него, покрывает ее шею и плечи обжигающими, жадными поцелуями, мешает их с маленькими укусами. Он рвет ту преграду, благодаря которой девушка оказывается здесь. Боль вовсе не мимолетна, как о ней рассказывали более взрослые подружки. Боль обжигает, она раскаленным металлом заливает полость внизу живота.
— Пусти меня! Как же больно! Ой, мама, роди меня обратно!
— Тихо-тихо, милая, сейчас все пройдет.
Эльф снова шепчет что-то на незнакомом языке, и раскаленный свинец моментально остывает. Боль меняется на сладкое наслаждение от его пальцев, двигающихся внутри нее. Горячий рот обжигает ее кожу, мощное тело двигается взад-вперед по ней. Остроухий оказывается ее самой сокровенной фантазией, превратившейся в реальность. Парыся боится признаться даже самой себе, что мечтала об этом моменте, о мужчине, овладевающим ею так, словно нет на земле той силы, которая может это предотвратить.
«Ничто не может!» — возникает проблеск мысли. — «Ничто, кроме дракона!» С того момента, как она заметила эльфа в приоткрытую дверь, она знала, что это случится. Возможно, это от многочасового нахождения под солнцем, но она почему-то знала, что он будет ее первым мужчиной.