– Во-первых, здравствуйте! А во-вторых, чем обязана вашему визиту? Вы вчера так резко испарились, что даже не успели сказать до свидания, – я стараюсь делать вид, что вот ни на грамм не испугалась. Это как со школьниками в классе – выкажешь им слабость, и они потом будут ходить на голове.
– Я сказала, что ты ошибаешься. Ошибаешься в том, что в мир Коратурия можно попасть только через книгу, – словно не замечает моих слов женщина.
– Мамочка, это та тетя, которая была возле парка, – совершенно серьезно говорит Матильда в моей голове.
– Спасибо, милая, я заметила, – отвечаю я дочке и перевожу взгляд на женщину в платье эпохи Людовика Неважно-какого-по-счету. – Так что привело вас ко мне?
– Я пришла сказать, что Коратурию нужен наследник. Так как Всехубьюлибур выбрал тебя в качестве матери наследника, то я и пришла за ним. Жаль, что родилась дочка, но и она может помочь вывести мой мир из состояния полного уничтожения, – сиреневые оборки подола шелестят по линолеуму. – Пока эти два дурака дерутся между собой, женщинам придется наводить порядок.
Женщина в короне проводит рукой по поверхности газовой плиты, скользит пальцем по серой столешнице и качает черную рукоятку ножа.
Матильда куксит личико и начинает рыдать навзрыд. Я тут же подхватываю её на руки и встаю вполоборота к незнакомке. Кто знает – что у неё на уме? Пробралась ко мне как вор, и несет непонятную ересь. Нет, с меня довольно путешествий по другим мирам. Спасибо, побывала! Хватит.
– Я не пойду с вами!
– А я и не приглашала тебя, – мягко улыбается женщина. – Мне нужна наследница королей. Да, это первый случай, когда рождается девочка, но всё случается впервые. И я родила не одного короля, а двоих…
– Так вы?.. Это вы с хоббитом?
– Мы все в молодости любим экспериментировать. По правде сказать, я тогда не удержалась, – женщина кокетливо поправляет локон седых волос.
– И вы…
– Да, я бабушка этой малютки, – женщина смотрит на мою Матильдочку, но в глазах новоявленной бабули нет и намека на нежность, только арктический лед. – Отдай её мне.
19.2
Так нельзя смотреть на маленьких детей. Они пугаются и начинают кричать ещё громче. Так поступает и Матильда. Дочка прижимается ко мне тельцем, дрожит и надрывается так, что впору её голос записывать для сирены пожарной тревоги. Во мне же просыпается волчица, которая горло перегрызет любому, кто посмеет обидеть её чадо. И неважно кто это – огромный тигр или женщина в сиреневом платье!
– Мамочка, я не слышу её мыслей, – раздается голос Матильдочки. – Это… это она следила за нами в парке.
– Какое догадливое дитя, – усмехается женщина. – Сразу видно – чьих кровей. Да-да, не хлопай глазенками, я тоже умею читать мысли.
Матильда от удивления даже перестает плакать. Повисает тишина, в которой слышно, как звенит заблудившийся комар. И частые удары барабана: «Бух-бух-бух!». Лишь спустя несколько секунд я понимаю, что это стучит мое сердце.
– Уйдите прочь! Я не отдам вам дочь, и не мечтайте! – всё-таки мой голос срывается на писк.
Уголок рта у матери королей изгибается в улыбке, будто желтоватая арбузная корка лопается и показывает алое нутро. Если бы айсберг умел улыбаться, то он улыбался бы именно так. Кто же она была? Я копаюсь в памяти, и только одно слово складывается из горящих синим пламенем букв… Оно наплывает и заполняет всю черепную коробку… Буквы теснятся и вырываются наружу, они отражаются в её полыхающих глазах…
ВЕДЬМА!
Теперь уже женщина не просто кривится, а дико хохочет, и визгливый смех режет по ушам, как визг ножа по стеклу. Матильду колотит крупная дрожь, а я…
А я не могу сдвинуться с места!
Что это? Я пытаюсь дернуться и не могу. Пытаюсь произнести какой-либо звук… не получается. Даже подумать нет сил. На меня накатывает паника, какая бывает во сне, когда пытаешься убежать от кого-то и не можешь, а преследователь неумолимо настигает.
Вот также неумолимо подходит эта женщина. Она не торопится, словно наслаждается каждым моментом власти над моим телом. Я чувствую дрожь Матильды, слышу её плач… Ручки цепляются за мой халат, когда эта женщина забирает мою дочку, но что младенец может сделать против взрослой женщины?
Матильда кричит, тянется ко мне, а я застыла, как библейский соляной столб и не могу сдвинуться с места. Только чувствую, как разрывается от горя бешено стучащее сердце и как по щекам катятся горячие слезы. Я… я… Матильда, я сейчас… Сейчас, милая…
Вижу, как женщина в сиреневом платье очерчивает рукой замысловатую фигуру и возле неё образуется горящий синим пламенем овал. В этом овале виднеется темнота коридора и уходящие вниз каменные ступени.
Дочка надрывается. Она плачет, когда женщина кидает на меня насмешливый взгляд. Она плачет, когда женщина исчезает в синем овале. Она плачет, когда овал испаряется, а на кухне остается лишь клуб белого дыма.
Она плачет…
Уже в моей голове…
Как я оказалась на полу? Это не держат ослабевшие ноги. Я больно ударилась о детский стульчик, но даже не заметила. Я… я пытаюсь подползти к тому месту, где исчезла ведьма вместе с моей дочкой, но… руки не держат. Я как старая развалюха, которой самое место на помойке. Слезы уже не горячие – они обжигают, они кипяток. Кто это воет? Я? Да… так протяжно воют волки на луну и я… сидя на кухне.
Сквозь слезы мне кажется, что за окном мелькнуло что-то большое и зеленое, похожее на дирижабль, но только двигается гораздо быстрее. Неужели я схожу с ума? Откуда в Москве дирижабль? Я пытаюсь утереть слезы и вижу, что в окне появляется глаз. Огромный, янтарный, с продольным зрачком. Глаз не вмещается в окно, о размерах владельца остается догадываться и этот глаз смотрит прямо на меня. Это выше моих сил…
Спасительная темнота накрывает меня своим пологом и не дает возбужденному мозгу взорваться.
Молодой красивый человек целует меня и страстно облизывает лицо. Вот это первые ощущения, которые возникают у меня при пробуждении. Конечно же, я не могу позволить ему это делать, ведь мы едва знакомы.
– Нет, нет, Эштон, – отвечаю томно на страсть молодого человека и открываю глаза.
Мефистофель лижет ещё раз мою бровь и толкается лобастой башкой. Пушистая шерсть залезает в нос и заставляет чихнуть. Чихание проясняет сознание – я вспоминаю, почему лежу на полу и откуда клякса пюре на линолеуме.
– Матильда, – осторожно зову я, ещё не до конца веря в случившееся. – Матильдочка, дочка!
В ответ тишина, лишь урчание кота раздается фоном.
Мою дочку украли! Украла матушка этих безумцев из другого мира! И что? Слезы накатывают горячей волной, поднимаются из груди и сами льются на щеки. Мефистофель утешающе тыкается мне в ладонь. Мол, чего ты? Не переживай, заведем новую матрешку-кричалку.
– Отстань, не заведем! Мне эта нужна!
Я стараюсь взять себя в руки, но это так… Так трудно. Куда сейчас? В милицию? А потом сразу в сумасшедший дом? Не плакать! Не плакать!! Не плакать!!! Как же это трудно. Но правду говорят, что слезами горю не поможешь. Нужно что-то делать!
Я подбегаю к книжной полке и сдергиваю книжку, которая испортила мне жизнь. «Оближи меня нежно» – что за дурацкое название? В какой раз поражаюсь обкуренности того, кто это придумал. На первой странице всё также дерутся мускулистый воин и горбатый карлик, но теперь над ними появилась женщина. Та самая женщина – мать двоих этих раздолбаев, а в руках у неё…
Плюшки-ватрушки, в руках у неё Матильдочка!
19.3
На моей дочке невообразимое королевское платье, состоящее из оборочек и кружавчиков. Маленькая корона лихо заломлена набекрень, в глазах вселенская скорбь по несовершенству этого мира…