– Представляю, что её ждет, когда она поступит в университет, – едва заметно поморщила носом я.
– Только не думай, что Риордан завышает планку. Риорданы не просто из крепкого теста – они из заколённой стали. Они привыкли бороться, зачастую соперничая друг с другом. Поэтому их не сломаешь дополнительным французским – только сильнее станут.
– Звучит так, словно они вообще ничего не знают о настоящей борьбе, – заметила я.
– Разве?.. Их жизнь заметно отличается от жизни простых смертных, но и у них бывали в жизни ситуации, от которых хотелось лезть на стену не только их семье, но и работающему на их семью персоналу, – многозначительно добавил Кристофер, отведя свой взгляд в сторону.
Мне стало интересно, о каких именно ситуациях Крис говорит, но я ведь не была из тех, кто отличается обостренным любопытством по отношению к жизням посторонних людей, так что уже спустя мгновение я забыла о своем секундном любопытстве, как о мимолётной слабости.
Глава 4.
Внешне я была очень похожа на свою мать, хотя и не являлась её точной копией. Мы обе были достаточно высокими – мой рост равнялся метру семидесяти семи – у нас обеих были густые волосы цвета темного шоколада, мы обе отличались прямой осанкой и на щеках у нас во время улыбки проявлялись одинаковые ямочки. Самым весомым внешним отличием между нами были, пожалуй, глаза – у матери они были мягкого василькового цвета, в то время как мои зелёные глаза отдавали нефритовым оттенком.
По факту, своей головокружительной внешностью я была обязана красоте обоих своих родителей. Вот только, сколько себя помню, моя внешность здорово усложняла мне жизнь. Ослепляющая людей красота, на самом деле может стать для её обладателя тяжкой ношей. Когда мужская часть твоего окружения хочет затащить тебя в постель, женской части остается только ненавидеть тебя постфактум. Это всё равно, что находится между двух огней – рано или поздно душа, заточенная в обжигаемом сосуде, рискует стать пеплом. Но, кажется, мне это не грозит. Когда тебе наплевать почти на всё – тебе почти ничего не угрожает.
Я родилась и выросла в большой, и на редкость дружной семье. Моё детство прошло в непримечательном городке с населением в пятнадцать тысяч человек. До Лондона было рукой подать, благодаря чему я познакомилась с сердцем Великобритании еще в утробе матери – она пролежала в Лондонском роддоме на сохранении почти всю свою последнюю беременность.
Улица, на краю которой стоял наш двухэтажный домишка, обшитый деревянной вагонкой сизого оттенка, была обрамлена роскошными ивами, ветви которых никогда не обрезались, отчего, сколько себя помню, они подметали своими длинными косами края неровных тротуаров. Особенно я любила эти ивы с наступлением осени – казалось, в их кронах можно было спрятать всю свою сезонную грусть.
Отец был руководителем небольшой полиграфической фирмы, в то время как мама занималась домашним хозяйством, разделяя повседневные тяготы домохозяйства с прабабушкой (бабушкой отца). Прабабушка, которую мы всегда называли просто бабушкой Амелией, жила с нами столько, сколько я себя помню, и даже больше. Кажется, вокруг нее и была выстроена вся наша семья вместе с крышей самого дома.
Родители, отличающиеся едва ли не эталонной любовью к своим детям, всё же любили друг друга куда больше, чем нас. В детстве мне казалось – исчезни все мы внезапно, папа с мамой, из-за своей чрезмерной сосредоточенности друг на друге, даже не заметят этого. Конечно же это было не так, но я не преувеличивала, когда, будучи маленькой пипеткой, рассказывала своим бабушкам о том, как сильно мои родители любят друг друга, буквально до “пожирания”. И, судя по участивым взглядам бабушек, это осознавала не только я…