Человек заорал от страха, когда в глазах кобеля заметались красноватые огни. Он изогнулся, ощетинился, приготовился к прыжку. И Волков с визгом помчался к реке, забыв о ледоходе.
Свора бежала лениво, не желая пропускать редкого зрелища.
Волкова нагонял вожак.
Человек бежал суматошно размахивая руками, спотыкаясь о собственный страх, крича визгливо.
Пес мчался за ним легкими, сильными прыжками. Он словно летел в ночи за своею добычей и ничуть не сомневался в успехе. Его глаза горели, клыки обнажены, напряжены грудь и лапы. Казалось, он улыбался. Свора, замерев в восторге, следила за ним.
У человека все лицо было мокрым. То ли от пота, то ли от слез.
Внезапная слабость, навалившаяся на него в селе, была изгнана животным страхом за свою жизнь. Он мчался, обгоняя собственный крик. Но этого было недостаточно.
Пес уже был рядом и глянул на свою жертву торжествуя, наметил, как взять добычу, свалить ее. Он изогнулся для прыжка. Последнего, сильного, сшибающего.
Человек побежал к берегу, задыхаясь от гонки и ужаса, закрыл лицо руками, приготовился броситься в ледяное месиво. Уж лучше так, чем от зубов собаки. И вдруг услышал, как совсем рядом подрезала льдина кусок берега.
— Трезор! Ко мне! — донеслось до слуха внезапное. И вожак, уже прыгнув к Волкову, перевернулся через голову, плюхнувшись о землю животом. Он заскулил от боли и тихо пополз на голос хозяина, повизгивая виновато, вытравив, вырвав из себя зверя, в секунду стал послушным псом.
— Кого ты там гонял? Кого поймал? А ну! Показывай! — услышал Волков голос Пряхина и онемел от ужаса.
Александр шел с фонарем, громыхая сапогами. Когда увидел Волкова, не сдержался, сплюнул зло, выругался по-черному:
— Тебе что, делать не хер, с собаками вздумал беситься по ночам? Иль дня не хватило? Чего спать мешаешь?
— Я не хотел. Поссать вышел. А они на меня напали и обратно в столовую уже не пустили. Чуть не сожрали, — жаловался Волков.
— Они говно не едят. Так что зря переживал. Погоняли. Это верно. И правильно делали.
— Я тоже не по своей воле здесь остался. Если бы не ледоход, дома был бы.
— Тебя сюда никто не звал.
— Это моя работа. Я должен здесь бывать. Не по прихоти.
— Заткнись! Уж я твою работу знаю, паскуда! Кто ее на себе не испытал? Кому ты не напакостил? Да таких, как ты, убить не грех.
— Воспользуйся! Что ж, сейчас твой верх. Все козыри у тебя, — вздохнул Волков и добавил:
— Будь я на твоем месте, шанс бы не упустил…
— Ты что ж, меня с собой сравнил? Вот пакостный гад! Да я с тобой не то рядом дышать, под одним небом быть не захочу. В свое время. А теперь, давай, шевели ногами шустрее! Покуда их псы не откусили.
— Куда? — взмок всем телом Михаил Иванович.
— А у тебя есть выбор? — усмехнулся Пряхин остановившись.
— Нету, здесь ничего нет, — развел руками, вздохнул тяжко.
Они пошли по темной, сонной улице. Гуськом. Пряхин, Волков,
Трезор.
Свернув к дому, Александр открыл калитку. Волков, потоптавшись, нырнул в нее тут же.
— Входи, — открыл хозяин дверь в дом, и предупредил:
— Обувь сними. И тихо, чтоб не будить моих.
Сам вышел за перегородку, разбудил Елену. Та вышла на кухню.
— Накорми и найди ему место, — сказал жене без долгих объяснений и вышел привязать Трезора.
— Простите меня за беспокойство, — извинился Волков перед хозяйкой.
Та внимания не обратила на его слова. Накрывала на стол.
— Пошли умоешься, — предложил Пряхин гостю. И добавил:
— И хозяйка успеет управиться.
Волков умывался во дворе под рукомойником, раздевшись до пояса.
Сашка добавлял воды, молча подал полотенце. Пока гость ел, хозяин курил молча. Потом указал ему на раскладушку, застеленную возле печки.
— Ложись. Спокойной ночи, — пожелал Пряхин и ушел к своим— в спальню.
«Я-то рассчитывал, что он меня, в лучшем случае, в столовую вернет. А он, вон как решил, — обдумывал Волков. — Наверно, уважает власть! Хотя, кой к черту! За что? Но тогда зачем привел, накормил, пригрел? Пожалел? Этот пожалеет… Хотя, мог столкнуть в реку. В лед! Даже не сам. Собака справилась бы. Но не стал… Может испугался? Но чего? Где свидетели? Да и подтолкни он меня на глазах всех усольцев — никто бы и пальцем не пошевелил, чтоб меня выручить. А вот ему бы помогли. Это как пить дать. И не задумались бы», — вздрогнул Волков. Но, как же теперь он выкрутится перед ссыльными, что меня принял? Они ж его с говном сожрут. Никто меня принять не согласился. С-суки», — ворочался Волков, не мог уснуть.
За стенкой слышалось похрапыванье Пряхина.