Но теперь пустота окутала его. Рыжие волосы в этой пустоте – все что он различал. А затем внезапно лицо, чье-то знакомое, сейчас вспомнишь имя, но это так мучительно, нет, похоже, он не знает ее. Пока в его голове сквозь кисель пыталась пробиться память, девушка несколько раз открыла рот, но он не понял ни слова, и вот уже ее нет. А она была? Кто? Неважно. Он забыл, что пытался вспомнить. Рыжие рыжие рыжие отблески в его глазах, они дурманили все сильнее, дарили право не выходить из пелены.
Рыжая сидела, разглаживала волны платья, болтала ножками и была счастлива. Она притягивала внимание и наслаждалась этим. «Какая она хорошенькая, но одна», – шептались женщины. Мужчины глазели, делая вид, что смотрят поверх ее макушки.
– Извращенцы, – подумал Страж. Рыжая в ответ на это засмеялась так заразительно, как только дети могут и снова вызвала улыбку у всех вокруг.
– Да, дорогой, они все извращены, – ответила Рыжая, – Как и я.
Русалка же не могла успокоиться. Она украдкой смотрела по сторонам, ища девушку, что нарушила их круг. «Ушла, уходи, не смотри, не гляди, ушла и забудь, не видела нас тут, ушла и забудь, ушла и забудь». Шептала Русалка, пока Рыжая легонько не пнула ее под колено.
Русалка замолчала, огляделась и в который раз притронулась к руке паренька. Его ладонь висела безвольно. Русалка прикасалась, только чтобы убедиться – он все еще здесь. Он с ней, он в ее власти, во власти, которой быть не должно, которую она не хотела, но должна, она должна. Успокойся.
– Да! Черт побери, успокойся и не порть дело, – рявкнула Рыжая.
Наконец автобус опустел, никому не нужно было в ту глушь, куда направлялись они. Старик уставился на них с усмешкой.
– Ну и чего тебе надо, старый черт? – ухмылялась ему в ответ Рыжая.
– А ничего. Хочу – смотрю, захочу – никуда вы не доедете, девка. Да вижу дело у вас веселенькое. Жениться едете, что ли, а? Иль хорониться? Все одно, – старик зашелся хохотом, заклокотал, откинув голову. Рыжая вторила ему, детский смех разносился по автобусу, но никто не засмеялся бы ей в ответ. Русалка схватила парня за руку и тут же отпустила, а он и не замечал ничего. Другой бы предпочел выпрыгнуть из автобуса на ходу, чем слышать этот смех, но пелену паренька ничто не могло пробить.
– Конечная, – объявила электронный голос автобуса. Старик замолчал и занялся своими делами, Рыжая, казалось, тоже успокоилась.
– Ну, шевелитесь, – скомандовала она.
Нужно было торопиться. Теперь морок уже мог отпустить паренька. Так случалось не всегда, но бывало и мешало делу. Если оклемается, будет силиться понять, где он, кто эти незнакомцы, что ведут под руки, и главное, почему в голове нет ничего о последних днях. Но пока все шло гладко, пока паренек был спокоен, не выказывала ни страха, ни интереса.
– Возможно, он по жизни был такой, – в который раз подумал Страж.
– Нет, когда я его встретила, он точно был живой. Даже опасный в своей энергии, в своих идеях, – сказала Русалка.
– Ха! То, что он казался таким всем вокруг, не делает его таким, по существу, по натуре, понимаешь? – спросила Рыжая.
– Да.
Зеленые волосы метались на ветру. Если бы они могли поднять и унести свою хозяйку отсюда.
– Это возможно, все возможно, ты это знаешь и знаешь цену, – смех Рыжей был невыносим. – Не ной, скоро закончим, или ты передумала?
– Нет, – прошептала Русалка.
Они шли домой, к озеру, что шептало на ветру, что ждало своих детей, гостей и даров. Трава норовила порезать, сучья бросались под ноги и цеплялись. Земля неживая, илистая. Не рада она тебе, поди прочь, скользи вон. Случайных здесь не бывает, а кто любопытством ведомый, заглянет, тут и сгинет. Не глядит под ноги, не ждет подвоха. И вот уже катится, за траву хватается, та только режет мясо нежное на ладонях да насмехается. Если в озере не утопнешь, то шею здесь сломишь. Дом, потому что. В дом чужих не пускают. Со своими бы сжиться.
Свои знали, как идти. Открой себя, не хитри перед родом.
Рыжая шла первой. Осталась в теле ребенка, но и со спины ясно было, чем ближе к озеру, тем больше она снимала маску. Это уже шла не девчушка, а старуха, ровная лицом, но древняя, страшная душа. Душа ли? Сама как дом, однажды станет им, так уж написано. А пока одна из старейших детей его.