Джинни вздрогнула и разорвала контакт, отсев от него на фут дальше; вот только холод и страх вновь овладели ею с новой силой. Ведь в этой черной дыре он был единственным маяком, за который можно было держаться.
— Придурок. Какой же ты придурок. У меня вообще-то жених есть. Он скоро меня спасет.
— Жених. Избранный, герой, — невесело рассмеялся Драко. — Весь Хогвартс видел, как он зажимал Грейнджер. На что ты рассчитываешь? Даже если мы здесь не сдохнем, тебе не светит стать женой героя.
Джинни хотела, очень хотела так много сказать слизеринскому упырю. Ах, если бы у нее в руках была палочка, она бы несомненно уже пустила бы в него Летучемышиный сглаз. Но не было ни палочки, ни храбрости, а осознание того, что слова, так язвительно прозвучавшие в темноте, были правдой, не оставляло сил на пререкания. Но долго это молчание не могло продолжаться.
— Молчишь. Неужели сдашься после стольких лет унижений?
Джинни от злости вся подобралась и выкрикнула в темноту.
— Не говори мне про унижение, ты! Ты, который ни разу в жизни не сделал ничего по собственному желанию. Слуга, выполняющий приказы, — Джинни уже завелась, обида на Гарри жгла ей сердце, но выплеснуть огонь она могла только на человека, который был рядом. И злые слова вырывались из ее рта, подобно жалящим языком пламени. — Отец, Волдеморт. Расскажи мне, Малфой. Каково это? Жить, словно домой эльф, в рабстве. Понравилось?!
Малфой резко повернулся. С удивительной проворностью он в темноте нашел плечи Джинни, схватил и начал трясти.
— Заткнись! Заткнись! Заткнись! — кричал он.
В темноте были видны лишь белки ее глаз, в которых стоял страх. Драко ненавидел эти глаза за правду, которую произнесла их хозяйка. Правду, которая год за годом заставляла его презирать самого себя. И порой ему удавалось скрываться за маской высокомерия, чтобы окружающие не поняли, насколько это его гнетёт, а порой хотелось пойти и самому сброситься с Астрономической башни.
— Малфой! Мне больно! Больно! — кричала Джинни, пытаясь убрать от себя его руки.
— Больно?! Да что, ты, можешь знать про боль? Все семь лет сидела в своей башне под защитой семьи и ждала принца. Больно — это когда твоя мать ползает у безносого полукровки в ногах, вымаливая прощения за отца. Больно — это Круциатус от Беллатриссы. Больно — это когда твои друзья сидят в Азкабане, потому что им никто не помешал стать убийцами. Все, о чем ты в жизни страдала, — это Гарри Поттер, хотя все и каждый знал, кому он принадлежит, — он перестал ее трясти, но продолжал держать за плечи, до боли их сжимая.
— Малфой, пожалуйста. Драко! Остановись. Ты прав, прав! Но сейчас, мне… очень… страшно, — говорила Джинни сквозь слезы. — Меня никогда не запирали.
— Знаю… Знаю… принцесса, меня… тоже.
Они не видели ничего в кромешной тьме, но были слишком близко, чтобы не чувствовать дыхание друг друга. Внезапно на щеку Малфоя легла маленькая ладошка, заставив его вздрогнуть. Спустя секунду прозвучал женский шепот.
— Обними меня, пожалуйста.
И, наверное, Драко потом пожалеет об этом, но сейчас под тенью неизвестности он обнимал эту рыжую принцессу, потому что на пути по дороге опасности всегда должен быть тот, с кем идти не так страшно.
*
Комната была большой, но душной, каждое огромное арочное окно было занавешено темно-красными тяжелыми портьерами, и свет, что лился от парящих в воздухе свечей, создавал иллюзию крови, стекающей с потолка. Это полностью соответствовало настроению хозяина дома, жизнь которого давно была окрашена кровавой краской. Когда-то в молодости он повелся на речи Волдеморта о лучшей жизни, об элитном обществе, в котором будут жить чистокровные волшебники. Но на деле же, всё, во что превратилась жизнь Теодора Нотта-старшего, это выживание, сделав когда-то темноволосого красивого парня мужчиной с лицом старика. И сейчас шанс изменить свою жизнь к лучшему вновь был утерян.
— Как тебе в голову пришло приволочь Уизли и Малфоя-младшего? — кричал Нотт.
— Она же невеста Поттера, а он случайно здесь оказался, — спокойно отвечал его собеседник, Уолден Макнейр — бывший палач министерства.
План, разработанный ими, мог полететь к чертям просто потому, что они спешили и так и не достигли взаимопонимания
— Она никто, нужна Грейнджер! Я же сказал, подружка Поттера, а не его невеста. Ты идиот?
— Идиот ты! Надо уточнять имя того, кто тебе нужен! — зарычал Макнейр в ответ.
— Теперь Поттер всё Министерство поднимет на ноги. А эта гениальная ведьма вместо того, чтобы быть здесь и расшифровывать дневники Лорда будет помогать аврорам. Как ты думаешь, сколько им понадобиться времени, чтобы узнать, чьих рук это похищение, и отправить нас к нашим женам в Азкабан? — спросил Нотт-старший.
— Я предупреждал, что тактика — это не твоё, надо было слушать меня, — ответил Уолден, выделив последнее слово, и сел в кресло, наливая себе огневиски.
— Ты предлагал просто пойти к Поттеру и попросить помощи! — забрал стакан Нотт-старший и залпом выпил.
— И до сих пор считаю, что прав. Ты помнишь, что случится с нами если мы не снимем проклятие? — спросил Уолден, наливая себе другой стакан. Макнейр вообще был терпеливым человеком и не обращал внимания на крики и метания собеседника. Именно таким должен быть палач Министерства и их мертвого хозяина. Но теперь работы нет, а руки чесались заняться любимым делом, даже и без проклятия.
— Мы же мерзкие Пожиратели Смерти. Он ненавидит всех нас! Для него существует только белое и черное. Пожиратели плохие, орденцы хорошие. Да он только хлопнет в ладоши после нашего рассказа и будет наслаждаться нашими мучениями.
— Ты не прав. Не забывай, он выступал за оправдание Снейпа. Думаю, он мог изменить некоторые убеждения, — сказал Макнейр и наконец выпил вожделенный напиток.
— Ладно. Сейчас они подумают на Малфоя, так что у нас есть время разработать новый план. Ты уже отправил письмо?
— В тот же час. Сову не выследят, кстати. Её убил твой сын. До связи, — Макнейр обернулся вороном и улетел в приоткрытое окно.
Нотт наконец сел в кресло и потер виски пальцами; его взгляд уперся в три черные тетради из змеиной кожи, которые лежали на столе и были исписаны рунами. В школе он так и не освоил эту науку, а вот Грейнджер, по словам сына, была в этом одной из лучших. Он хотел взять верхнюю тетрадь, но рука замерла над ней. Холодный страх окутал Нотта, словно дементор прошелся неподалеку. Он резко встал и вышел из комнаты, оставив дневники там, где они и лежали. Пора навестить пленных, в конце концов, не просто же так он их кормит.
Спускаясь в подвал, он задумался о причинах тех бедствий, в которых оказалась его семья.
Волдеморт был по-настоящему темным волшебником; кроме тайны бессмертия, он изучал способы управления другими. Таких способов, кроме заклинания «Империо» и зелья, лишающего воли, было множество, но он выбрал самый мерзкий: нанесение темной метки. После получение клейма, как только слуга совершал худшее против природы преступление, жажда крови ослепляла его. Такова была цена за вступление в ряды элиты Пожирателей Смерти. Убийство наполняло тело экстазом, которое он не получил бы больше нигде. Отказ от убийства вводил человека в депрессию и в конце концов сходил с ума.
В первую Магическую войн самые умные, прознав про метку подробнее, смогли достаточно долго избегать совершения преступлений, отделываясь пытками. Но после воскрешения Лорда мало кто смог избежать проклятия во всей его силе. И со смертью Волдеморта метка не исчезла, а проклятие изменило характер: Пожиратели Смерти должны продолжать убивать или они… лишатся магии. Так хозяин даже после смерти сумел наказать своих неверных слуг, сделав их ими же презираемыми существами — магглами.
Нотт знал, что необходимо разорвать связь между слугой и Темным лордом, но оставшиеся дневники Лорда были у Северуса Снейпа, а найти и достать их мог лишь Гарри Поттер. Но даже такой промах, как похищение не того человека, не остановит Нотта.